Елена Колина - Мальчики да девочки

...Лиля сидела в кресле в облаке пышных юбок, как в балетной пачке, а вокруг нее стояли сразу несколько человек – подливали ей в бокал воду, состязались в остроумии, – соревновались за нее, Лилю, частью всерьез, частью шутливо разыгрывая ревнивых соперников, и все, все видели, – какой успех! А одного из «соперников» отозвала приревновавшая его подруга, и вскоре он вернулся к Лиле с красным следом удара или щипка на лице и громко предложил выпить за Лилю из ее туфельки. И действительно снял с нее золотистую лодочку, поставил в нее стопку воды и выпил, – вот такой у Лили был феерический успех!

Никто не выпил ни капли спиртного, потому что спиртного не было ни капли, но все как будто опьянели от горячей пшенной каши, такое началось сумасшедшее веселье. С хохотом носились по залам – Лиля никогда столько не бегала и не смеялась, – затем играли в фанты. Лиле выпал фант сыграть на рояле, она сыграла что-то бравурное, и все ей аплодировали, затем был конкурс вальса, и Лилин партнер кружил ее дольше всех... в общем, она была лучше всех, самой первой на своем первом бале!..

Возбуждение от успеха пьянило, как вино, Лиля кружилась в вальсе, смеялась, высоко закидывая голову, вся в разметавшихся кудряшках, и вдруг поймала чей-то взгляд, – это был Никольский. Он заглянул в зал и, не собираясь заходить, стоял и смотрел на нее странно, как будто любуясь и смущаясь. «Ах, вот как!» – подумала Лиля. Именно так и подумала: «Ах, вот как!» Никольский повернулся, чтобы уйти, и тут с ней произошло что-то необъяснимое: на секунду ей показалось, что все происходит не в реальности, а фильме или на сцене, и она играет роль, нет, не роль, а роли – царица бала, влюбленная девушка, роковая женщина, – и все ее роли для него...

Бросив своего партнера, Лиля выбежала из зала к Никольскому, все еще полная победительной властности от своего успеха.

– К вам очень идет ваша новая одежда, – улыбнулась Лиля, ей показалось, что улыбается она очаровательно, а Никольскому, что развязно. Никольский был в старой студенческой тужурке, явно с чужого плеча. За эту тужурку его едва не исключили из университета – обвинили в том, что он «белоподкладочник»... Форму с белой подкладкой носили студенты, учившиеся в университете до революции, отчего-то считалось, что они принадлежат к крупной буржуазии. А может быть, дело было в том, что белая подкладка вызывала ассоциации с белым движением. Но в любом случае, это была глупость – к крупной буржуазии он не принадлежал, к белому движению тоже, и другой одежды у него не было.

– Мне нужно кое-что вам сказать, – решительно проговорила Лиля и увлекла Никольского в боковой коридорчик.

...Лиля и Никольский стояли рядом со статуей Психеи, из зала доносился шум, визг, но здесь они были одни.

– Я вас не люблю, – сказала Лиля.

Никольский молчал.

– Я вас не люблю, но я хотела вам предложить... – упрямо повторила Лиля и досадливо топнула ногой: – Разве вы не понимаете?! Господи, какой же вы глупый!

Он покачал головой:

– Простите...

– У меня еще никого не было, и я хочу, чтобы это были вы.

Лиле все еще казалось, что она играет роль: вот она стоит, прекрасная, загадочная, берет что хочет. Утомленная, изощренная, развратная, – хочет его и прямо об этом заявляет.

На долю секунды блеснула мысль: Боже, какой позор, она ведет себя как demi-vierges [23], о которых ей рассказывала гувернантка, – блеснула и погасла. Никакой робости Лиля не испытывала. Вот если бы она объяснилась ему в любви, она бы сейчас робела и дрожала: что он ответит, любит или нет... Но ведь она не объясняется ему в любви, она предлагает ему себя. Ни один мужчина не откажется от молодой красивой девушки, девственницы. Она красивая, обладает физической притягательностью, она предлагает ему сделку, обмен: она ему свою девственность... а он ей что?.. Ну, там будет видно, что он ей.

Сколько порыва, сколько расчета было во всем этом, неизвестно. Всякий раз, встречая его – на самом деле встреч было всего две, одна в Доме искусств, а вторая в литературный четверг у них дома, но ей так больше нравилось думать, – всякий раз, встречая его , она испытывала что-то, что нельзя было описать словами, что-то в ней теснилось, сжималось, вихрилось, сосало под ложечкой... Где она, кстати, эта ложечка?.. Лиля мысленно фыркнула и на мгновение перестала чувствовать себя утомленной, изощренной, развратной.

Лиля красиво поднялась на цыпочки, красиво закинула ему на плечи руки, приблизила к нему лицо, прикрыла глаза... Она сама себе напомнила охотника, ожидающего, когда дикий зверь со странными повадками выйдет на красиво разложенную приманку и попадется в капкан. Лиля ждала поцелуя, едва сдерживая желание первой прижаться к его губам, и, когда он коснулся ее губ – губы у него оказались сухие и тонкие, мужские, – когда он поцеловал ее, ей стало больно внутри...