– Но ведь инструкция, дворян нельзя принимать на работу, – бесхитростно сказала Дина. – Зато нам театр разрешили открыть, сегодня пришло письмо – можно! Представляете, как дети обрадовались?.. Так и написано: «Разрешается исполнение самими детьми доступных им художественных пьес». Особенно Петровский обрадуется из второй ступени, он так любит Чехова... А как вы думаете, «Вишневый сад» – доступная художественная пьеса? Наш театр смогут посещать все дети с нашего района...
– С нашего района... о, господи, с нашего района , и это говорит учитель русского языка, – вздохнула Прищепка и тут же, ловко извернувшись, схватила за руку пробегавшего мимо мальчишку лет восьми и взвизгнула злобно: – Селиванов! Ты почему в школе в таком виде? – Перед ее мысленным взором пронеслось – девочки парами в гимназической форме, платья, передники, банты, потупили глаза, присели...
Дина даже не успела заметить, как рядом с ней началась возня: мальчишка, действительно сверх меры чумазый, дернулся из Прищепкиных рук, она цапнула его за вихор, мальчик скривился от боли, и вскоре он уже плакал, размазывая слезы и сопли по грязному лицу, и оба уже кричали: Прищепка кричала «Мерзавец! Дневник! Родителей ко мне!», а мальчишка просто «А-а-а!»
Дина вытащила маленького Петра Селиванова из цепких Прищепкиных лапок, прижала к себе, вытерла мальчишке слезы и сопли подолом собственной юбки, носовой платок с утра у нее был, но куда-то делся.
– Вы не имеете права трогать детей, – тихим страшным голосом сказала Дина. – Мы вам не позволим трогать детей. И называть детей мерзавцами мы вам тоже не позволим. Вы должны немедленно извиниться.
– Вы?! Вы не позволите мне? Кто это «вы», разрешите спросить? – издевательски протянула Прищепка и стала похожа на злобного, обороняющегося из последних сил зверька. И вдруг, словно выплюнув из себя сгусток ненависти, прошипела: – Вы, жидовка!
Дина испуганно притянула мальчика к себе, обняла за плечи, как будто вдвоем они могли защититься от Прищепкиной злобы.
– Жидовка, жидовка, вам-то что до всего этого, вам-то какое дело! У нас каждую неделю ставились отметки по предметам, по поведению и отметка по «усердию» – порядок в парте, чистота тетрадей... – бормотала Прищепка. Шептала и плакала, стояла, смотрела в лицо Дине, и слезы текли по ее худеньким щекам. И вдруг как будто опала и сказала печальным ясным голосом: – А, впрочем, вы правы, вы мне не позволите. Вы простите меня, Дина Мироновна... Диночка... Я никогда не думала, что смогу произнести это слово. Я вела себя недостойно. Вы хорошая девочка, вы простите меня?.. Не стоит выносить наше маленькое недоразумение на всеобщее обозрение, вы не находите?
Дина скорчила смешную гримаску и важно кивнула – не находит, то есть, наоборот, находит, в общем, все в порядке. Она критически осмотрела бледное, в разводах грязи и слез, лицо Петра Селиванова, опять приподняла подол, послюнила, строго приговаривая «тихо, тихо, не пищи», потерла ему щеки и, удовлетворившись, наконец, его видом, отпустила.
– Когда вышел декрет об отделении школы от церкви, в гимназии сразу же упразднили должность законоучителей. Но тогда нас было большинство в педагогическом совете, и мы вынесли постановление продолжать преподавание Закона Божьего. Мы еще могли постоять за себя... Тогда для нас преподавание в школе было одной стороной реальности, а советская власть – другой, а теперь уж все, все...
– Что все? – осторожно спросила Дина. Она нетерпеливо постукивала ногой, так ей хотелось скорей бежать, – нужно написать программу «Популяризация искусства при ведущем значении урока в школе» и еще план экскурсий для первой ступени, и вообще у нее куча дел...
– Это очень больно – сознавать, что все полетело в тартарары, все традиции, все... Это уже не школа, а коммуна какая-то...
– Не расстраивайтесь, – Дина на секунду запнулась, забыв, как зовут Прищепку, – не огорчайтесь, все же очень хорошо! Театр уже утвердили, теперь у меня на очереди программа «Популяризация искусства при ведущем значении урока в школе». Я получила письмо из Института истории искусств, – одобряют! Будем на улицах наглядно знакомиться, а потом обсуждать...
– С кем будем на улицах знакомиться? – безнадежно спросила Прищепка.
– Ну как с кем? С памятниками архитектуры и других искусств. А потом на уроках обсуждать. Все будет очень хорошо!.. – Для театра нужны декорации, костюмы... Вроде бы где-то на Петроградской стороне есть прокатная мастерская, – нужно будет взять напрокат парики и костюмы. А может быть, они смогут дать ей конкретные советы по работе над ролями?..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу
Персонажи невыразительны, все плоско и скучно.
Загадочный «Рара» с первых страниц – без ударения, не выделен курсивом, не сразу и поймешь, что это - франц. Рара! Хоть бы классиков почитали автор и редакторы…
Вот «тончайшие щиколотки» - это как?
Или; «запястья, как упородистой лошадки» - где у лошади запястья?
То речь идет о проститутке, то ее же называют «кокотка»… Это в дровяном-то сарае?
В 1919 – 21 годах не говорили: «агрессивно», «депрессивно», «менструация», «супермозг», «у нас проблема»… Кстати, про менструацию действительно нет ничего у Мопассана и Бользака, а у Э.Золя как раз есть! «Радость жизни»).
Но даже если на многое закрыть глаза – книга «на раз», покупать ее точно не стоит. Да и время тратить на чтение тоже.