Лиля пробежала через гостиную, мельком представив – почему в голову лезет совсем сейчас неподходящее? – здесь были любительские спектакли, Леничка рассказывал ей, как ставили «Веер леди Уиндермир». Леничка играл лорда Дарлингтона, циничного, но в душе чистого и благородного. Сцены не было, действие протекало среди публики. Сейчас Лиля как будто видела, как гости на него любовались, – какой он был красивый, во фраке, с белым цветком в петлице, с тонкими изящными руками, такие руки могут держать книжку или цветок, но не пистолет...
На улице было еще совсем темно. Лиля стояла у подъезда, поеживаясь от холода, в своих золотистых лодочках, куталась в схваченную второпях с вешалки бархатную тужурку Мирона Давидовича, смотрела растерянно, не зная, что ей делать, куда бежать... где вообще люди кончают с собой?
Издалека, с Невского, послышался звук машины, и вдруг Лиля как-то особенно, всей собой, почувствовала, что она не одна, огляделась вокруг и увидела выдвинувшуюся из соседней подворотни тень... Тень отделилась от стены и замерла в напряженной неестественной позе.
Лиля не успела понять, что эта тень – Леничка, она вообще ничего не успела понять и ни о чем не успела подумать, – все произошло в одно мгновение, – звук подъезжающей машины, странно напряженная тень, и вот она уже бежит навстречу поворачивающему на Надеждинскую автомобилю. Лиля бежала, как будто собиралась броситься под колеса, но, пробежав несколько метров, оступилась и, неловко поджав ногу, упала навзничь на тротуар.
Машина остановилась рядом с ней – подъехать прямо к подъезду мешала громоздящаяся на мостовой куча мусора. Чин открыл дверь и, не выходя из машины, взглянул на лежащую на тротуаре Лилю, и она, не вставая, быстро подвинулась к нему, зашептала-застонала: «Это я, я, ваша соседка Лиля, я сломала ногу...»
Чин наклонился ниже, и Лиля, приподнявшись на мостовой, протянула обе руки и уцепилась за него так сильно и нежно, что ему было не вырваться от нее.
– Больно, больно... – стонала Лиля, выставляя вперед тоненькую ногу в золотистой лодочке.
– Куда же вы так спешили? – поинтересовался Чин.
– Ах... мне неловко об этом говорить... я выбежала за молодым человеком. Мы поссорились...
– Воспитания вам не хватает, вот и бегаете по ночам за мужчинами, – хмыкнул Чин.
– Вы правы, – кротко сказала Лиля и громко застонала: – О-о, больно...
Не разжимая рук, повиснув на Чине, Лиля с трудом поднялась на ноги. Она так крепко обнимала Чина за шею, так приникла к нему – со стороны могло показаться, что это парочка, которая не в силах разомкнуть объятий, и так, вдвоем, слепившись, превратившись в одного человека, они медленно двинулись к подъезду. И все это время, что они с Чином шли к подъезду, Лиля висела на нем, оплетя его руками, прижавшись к его груди, и незаметно, как в танце, вела его, отворачивая от подворотни, как будто оберегая от тени, подставляя себя тени, – лицом. Он плохо стреляет, он побоится попасть в нее!.. И в ночной тишине все время звучал ее стон «Больно, больно!» – пусть он слышит ее голос, пусть все время слышит ее голос!
«Он не выстрелит, – повторяла Лиля как заклинание, – не выстрелит же он в меня , он не выстрелит, не выстрелит!..»
«Откуда взялась эта куча мусора, – мельком удивилась Лиля, – наверное, ее поместил сюда Бог». От каких мелочей зависят иногда человеческие жизни, эта куча мусора и спасла их, не будь ее, машина остановилась бы у самого подъезда, и она бы не успела – побежать, упасть, приникнуть...
Так, слепившись в объятии, Лиля с Чином и вошли в подъезд, и тут Лиле стало немного лучше, они с Чином поднялись по лестнице на второй этаж уже не как один человек.
На втором этаже, у двери ее квартиры, Чин нагнулся, помассировал ей лодыжку и, подняв к ней голову, попросил:
– Дайте носовой платок.
Порывшись в карманах тужурки Мирона Давидовича, Лиля протянула Чину белую тряпочку, благодарно улыбнулась, слабо простонав:
– Я вам очень признательна за помощь. Спокойной ночи.
Одной рукой он придерживал ее за талию, другой массировал ногу, и вдруг его рука быстро взлетела наверх, под юбку, и вцепилась в ее белье. Лиля вырвалась и сильно толкнула его больной ногой.
– А нога-то совсем прошла? – удивился он. – Может, не так уж и болела...
Лиля отступила к подоконнику:
– Я закричу, если вы посмеете до меня дотронуться!
– Вы мне эти ваши буржуйские манеры бросьте! Марксистскую теорию знаете? Это ваша обязанность – удовлетворить мою половую нужду по первому моему спросу, – охрипшим голосом сказал Чин, его рука уже шарила где-то внизу, расстегивая брюки. – Закричит она... А и кричите! Пойдемте к вашей мамаше с папашей, разбудим их и выясним, за кем это вы там бегаете по ночам...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу
Персонажи невыразительны, все плоско и скучно.
Загадочный «Рара» с первых страниц – без ударения, не выделен курсивом, не сразу и поймешь, что это - франц. Рара! Хоть бы классиков почитали автор и редакторы…
Вот «тончайшие щиколотки» - это как?
Или; «запястья, как упородистой лошадки» - где у лошади запястья?
То речь идет о проститутке, то ее же называют «кокотка»… Это в дровяном-то сарае?
В 1919 – 21 годах не говорили: «агрессивно», «депрессивно», «менструация», «супермозг», «у нас проблема»… Кстати, про менструацию действительно нет ничего у Мопассана и Бользака, а у Э.Золя как раз есть! «Радость жизни»).
Но даже если на многое закрыть глаза – книга «на раз», покупать ее точно не стоит. Да и время тратить на чтение тоже.