Эжен Шаветт - Тайны первой французской революции

-- О! Нет, не умерла! Она еще долго будет жить... чтоб мучиться... а иначе месть моя не будет полной!

Ивон поднял глаза и увидал за изголовьем кровати отвратительного старика, с выражением мрачного торжества на лице скрежетавшего зубами. Бералек ошеломленно смотрел на этого гнусного человека, ухмылявшегося со звериной жестокостью.

-- Кто же ты? -- спросил он наконец.

-- Я Сюрко, муж этой женщины, -- захохотал старик. -- Да, я Сюрко, хотя меня считали мертвецом!..

Кавалер в ужасе отшатнулся и пробормотал:

-- Ты лжешь! Лжешь!

-- Спроси вон того, кто стоит за твоей спиной.

Ивон обернулся и увидал Кожоля.

-- Да, это правда... он действительно Сюрко, -- подтвердил граф торжественно.

-- Но откуда же ты знаешь? -- вскричал влюбленный, не желая терять надежду.

-- Лоретта сама подтвердила это передо мной, когда старик явился к ней, он вышел из подземелья Точильщика, куда тот его упрятал.

Ивоном овладело бешенство.

-- О! Тогда я его убью! -- заревел он, бросаясь на Сюрко.

Но остановился, увидев перед собой Кожоля, который строго обратился к нему: -- Во имя той, которая лежит здесь без чувств, повелеваю вам, господин Бералек, пощадить этого человека. Такова ее воля, и моя обязанность позаботиться об исполнении ее наказа.

-- Твоя обязанность, Пьер?

-- Да, моя обязанность: Лоретта -- моя сестра, а этот подлец, мой прежний лакей, заставил ее выйти за себя замуж под страхом эшафота, куда уже отправил мою мать.

-- И ты не хочешь, чтоб я убил его?

-- Нет, я поклялся сестре, что сохраню жизнь этому человеку.

Ивон в изнеможении опустился на стул.

-- Да, -- продолжал Кожоль, -- вот горе, от которого я хотел уберечь тебя, мой бедный друг! Я хотел навсегда запечатать в своем сердце ужасную истину, которую сегодня узнал от Лебика.

-- Ты видел этого разбойника? -- воскликнул Бералек, выпрямившись.

-- Да, ты все узнаешь. Но теперь надо торопиться. Остается не много времени для бегства.

-- И мы оставим это прелестное, кроткое существо в руках мерзавца? -- спросил в отчаянии влюбленный.

-- Так надо!..

И, нагнувшись к уху друга, граф прошептал так тихо, что Сюрко не мог их слышать: -- Ивон, не все потеряно. Надейся.

Затем он подошел к Сюрко, и, указывая ему на бесчувственную Лоретту, сказал ему спокойно, но твердо: -- Лабранш, эта женщина сегодня два раза спасла тебе жизнь: в первый раз, когда я готов был убить тебя, во второй -- когда я ради нее остановил своего друга. Помни же это. Я не знаю, что наговорил тебе Точильщик из мести к нам, но, клянусь, Лоретта не в ответе за твои несчастия. Не думай же требовать у нее отчета в прошлом, она столь же виновна в нем, как и новорожденный младенец; в противном случае -- берегись! Хотя бы мне пришлось рисковать своей головой -- но я приду наказать тебя!

Бросив прощальный взгляд на свою сестру, все еще скованную глубоким обмороком, Кожоль увел кавалера; Ивон, обессилев, повиновался, как дитя.

Когда стук копыт о мостовую стих вдали, старик дико захохотал.

-- А! Вы похитили сокровища! Вы украли у меня золото с помощью этой проклятой женщины и не хотите еще, чтоб я подверг ее медленными и беспощадными пытками. Она моя, она в моей власти, лишенная защитника!.. Эта женщина, которую я сам видел на постели... рядом с ее любовником! А они хотят уверить, что она невинна! Ха! Ха! Ха! Она ответит за своего любовника, слышишь ты, возлюбленный Ивон. Ах ты, проклятый молокосос, еще вздумал грозить мне!

Он остановился, задыхаясь от волнения, и потом после нового взрыва хохота, звенящего металлом от безумной ненависти, Сюрко продолжал: -- Вы отняли у меня наслаждение скупости, но оставили наслаждение мести, вы, безмозглые палачи! Вот моя добыча -- молодая, любящая, полная жизни!.. Что за дело, что я потом умру! Лишь бы погубить эту женщину в медленной, мучительной агонии.

И отвратительный старик, дрожа от жестокого удовольствия, простирал над Лореттой свои морщинистые крючковатые пальцы.

Вот что случилось с Кожолем, когда он, покинув дом Пусеты, направился к тайнику, указанному в письме Точильщика.

Граф вошел в подземелье через печь в подвале Сюрко и добрался до погребка, в котором так долго сидел пленником.

-- Прежде надо убедиться, что клад еще не пропал, а потом -- позовем товарищей, чтоб выкопать его скорее.

Запасшись инструментом, Кожоль скоро проник в свою бывшую тюрьму. Ковры, занавеси и мебель -- все исчезло, и обе прежние его комнаты сияли голыми стенами, мрачно отражавшими теперь тусклый свет его фонаря. Пьер высоко поднял фонарь, внимательно осматривая свое прежнее жилище. Вдруг он споткнулся и упал в какое-то углубление, вырытое в земле.