Эжен Шаветт - Тайны первой французской революции

-- Я, может быть, немного обожгусь... тем хуже!.. Служба прежде всего! -- возразил беспечный роялист.

-- В таком случае желаю успеха -- и прощай! -- сказал граф, обнимая его.

Друзья поцеловали Сен-Режана, и он скрылся во мраке ночи, посвистывая.

-- Теперь, Ивон, скорее в седло -- и в дорогу! -- скомандовал Кожоль, вскакивая на спину лошади.

Бералек последовал его примеру и взял поводья. Видя, что Пьер направляется к заставе, он закричал: -- Да о чем же ты думаешь?

-- Я думаю воспользоваться хорошим советом Фуше и как можно скорее выбраться из Парижа, -- отвечал граф быстро.

-- Уверен ли ты, что ничего не забыл перед отъездом? -- спросил кавалер.

Кожоль, казалось, не понимал.

-- Не думаю, любезный. Я понял, что наша песня спета, когда увидел, что сокровище исчезло... пять часов тому назад. Если я раньше не известил об этом аббата, то потому только, что моя поспешность ни к чему бы не привела и не поправила бы дела. Поэтому я воспользовался этим временем, чтоб подготовить все к отъезду. Ты видишь: у нас превосходные лошади, отличное оружие, набитые чемоданы и у меня в поясе -- триста луидоров. Я ничего не забыл. Итак, в путь!

Но Ивон взял за узду лошадь графа.

-- А Лоретта? -- произнес он имя любимой с нежностью и мукой.

Пьер, казалось, преодолел внутреннее волнение.

-- Ах да, кстати!.. -- сказал он. -- Госпожа Сюрко переехала опять в свой дом. Она мне поручила передать тебе тысячу любезностей, я заходил к ней и простился за нас обоих, извинившись за тебя, что ты не мог лично повидаться с ней.

Ивон был слишком уверен в искренней преданности своего товарища, чтоб не понять: под его легкомысленным тоном скрывалась какая-то серьезная неприятность, постигшая Лоретту.

-- Друг! -- вскричал он с невыразимым волнением. -- Друг мой, ты скрываешь от меня нечто ужасное!

-- Ты с ума сошел! -- громко рассмеялся Кожоль.

-- Ну, вот, видишь, твой смех звучит так фальшиво. Ты слишком любишь меня, чтоб быть веселым тогда, когда я страдаю. Непременно с госпожой Сюрко случилось несчастие! А ты из дружбы ко мне -- молчишь!..

Пьер не отвечал.

-- Я хочу еще раз увидеть Лоретту... Может быть, она умерла? -- прошептал молодой человек, весь задрожав от этой мысли.

-- Нет, клянусь, что она жива! -- вскричал Кожоль, до глубины души потрясенный отчаянием своего друга.

-- Что же случилось? Говори, умоляю тебя, на коленях... из сострадания, говори.

Граф опять ничего не отвечал.

-- Ты молчишь... Угадываю... какая-то катастрофа разлучает меня с Лореттой... О! Я ее увижу!

На этот раз Кожоль схватил лошадь друга за узду.

-- Ты не пойдешь, -- резко произнес он.

-- Я хочу видеть ее. Выпусти узду, Пьер, -- проговорил Ивон с растущим нетерпением.

-- Поверь мне, откажись от желания видеть Лоретту, -- настаивал его друг кротким голосом, но не выпуская узды.

Ивон вынул пистолет из чушки и зарядил его.

-- Пьер, -- сказал он глухо, -- подумай об отчаянии, которое терзает меня, оно заставит меня убить тебя беспощадно. Избавь же меня от новых мук -- мук совершенного преступления -- и выпусти лошадь.

-- Ступай же, дорогой упрямец. Хотелось мне избавить тебя от сильной горести, -- грустно отвечал Кожоль, выпуская поводья.

Бералек тотчас же поскакал во весь опор, за ним последовал и граф, зная, что скоро утешения друга понадобятся несчастному. Стук копыт их лошадей звенел в ночи на дороге от заставы к улице Мон-Блан. Кавалер доехал до дома Сюрко, обезумев от тревоги. Он быстро спрыгнул на мостовую и отпер ключом, который всегда носил при себе, калитку аллеи и отворил ее дрожащей рукой.

Но Кожоль еще раз остановил его, загородив проход в дом, и в последний раз повторил ему: -- Откажись видеть Лоретту!..

Не отвечая ни слова, влюбленный с необыкновенной силой, которую придало ему отчаяние, схватил друга за пояс и отбросил на десять шагов.

-- Бедный Ивон! -- прошептал Кожоль, поднимаясь, он понимал и прощал этот грубый поступок, вызванный страхом за любимое существо.

Он бросился за кавалером, спешившим в дом.

Здесь Ивон провел целый счастливый год и прекрасно знал все закоулки старого дома, чтоб не заблудиться в темноте. Скоро он дошел до бельэтажа, в котором жила вдова. Дверь освещенной комнаты ее была настежь отворена.

Бералек бросился в нее с криком:

-- Лоретта, это я! Лоретта!..

Он внезапно отшатнулся, пораженный смертельным ужасом: госпожа Сюрко лежала на постели, бледная и неподвижная.

-- Умерла! -- вскричал он.

Адский хохот раздался ему в ответ и дребезжаний голос вымолвил: