Джон Ирвинг - В одном лице

— Ты же не хочешь сказать, будто Том Аткинс сообщил тебе, что Киттредж гей — ты ведь не это мне пытаешься сказать? — спросила меня Элейн в поезде, как я и предвидел.

— Нет, этого я не говорил — вообще-то Том и кивнул, и помотал головой при слове «гей». Аткинс выразился как-то неясно. Он не сказал точно, кто сейчас Киттредж или кем он был, просто сообщил, что он его «видел» и что Киттредж «прекрасен». И вот еще что: Том сказал, что Киттредж вовсе не тот, кем мы его себе представляли, Элейн, — и больше я ничего не знаю, — сказал я ей.

— Ладно. Спроси Ларри, не слышал ли он чего-нибудь о Киттредже. А я проверю кое-какие хосписы, если ты возьмешь на себя Святого Винсента, Билли, — сказала Элейн.

— Том не говорил, что Киттредж болен , Элейн.

— Если Том видел его, то вполне вероятно, что Киттредж болен, Билли. Кто знает, где бывал Том? Очевидно, что и Киттредж бывал там же.

— Ладно, ладно — я спрошу Ларри и поищу в Святом Винсенте, — сказал я. Я немного помолчал, глядя на Нью-Джерси, проплывающий за окном. — Ты от меня что-то скрываешь, Элейн, — снова заговорил я. — Почему ты думаешь, что Киттредж мог заболеть? Чего я не знаю о миссис Киттредж?

— Киттредж любил экспериментировать, разве не так, Билли? — спросила меня Элейн. — Вот и все, к чему я веду. Он трахнул бы кого угодно , просто чтобы попробовать, каково это.

Но я прекрасно знал Элейн; я чувствовал, когда она лжет — или просто о чем-то умалчивает, — и понимал, что должен проявить к ней такое же терпение, какое она когда-то (многие годы) проявляла ко мне. Элейн была такой выдумщицей.

— Я не знаю, что такое или кто такой Киттредж, Билли, — сказала мне Элейн. (И это было похоже на правду.)

— Я тоже не знаю, — сказал я.

Такие дела: Том Аткинс умер, но даже тогда мы с Элейн продолжали думать о Киттредже.

Глава 13. Не по естественным причинам

И по сей день я поражаюсь, вспоминая, какие невероятные надежды возлагал Том Аткинс на нашу юношескую романтическую связь много лет назад. И в отчаянии своих предсмертных дней бедный Том снова принял желаемое за действительное. Том надеялся, что из меня выйдет подходящий приемный отец для Питера — но даже сам пятнадцатилетний мальчик понимал, что этому не бывать.

Я поддерживал связь с Чарльзом, семейным медбратом Аткинсов, еще лет пять или шесть, не больше. Именно Чарльз сообщил мне, что Питера зачислили в Лоуренсвилль, куда до 1987 года — а Питер закончил его в восемьдесят восьмом или восемьдесят девятом — принимали только мальчиков. По сравнению со многими средними школами Новой Англии — включая академию Фейворит-Ривер — Лоуренсвилль сильно запоздал со введением совместного обучения.

Господи, как я надеялся, что Питер Аткинс не окажется — говоря словами бедного Тома — «таким, как мы».

Питер поступил в Принстонский университет, находящийся примерно в пяти милях к северо-востоку от Лоуренсвилля. Когда наша с Элейн попытка совместной жизни потерпела крах, мы оба вернулись из Сан-Франциско в Нью-Йорк. Элейн преподавала в Принстоне в 1987–1988 годах, как раз когда там учился Питер Аткинс. Он объявился на ее курсе писательского мастерства весной восемьдесят восьмого, когда ему было уже двадцать с небольшим. Как припоминала Элейн, Питер вроде бы изучал экономику, но Элейн никогда не интересовала основная специальность слушателей ее курса.

— Писатель из него был так себе, — сказала она мне. — Но и иллюзий на этот счет он не строил.

Все сюжеты Питера строились вокруг самоубийства его младшей сестры Эмили — она покончила с собой, когда ей было семнадцать или восемнадцать.

Я узнал о самоубийстве от Чарльза, сразу после того, как это произошло; девочка всегда была «очень тревожной», писал мне Чарльз. Что касается жены Тома, Сью, она умерла спустя долгих восемнадцать месяцев после кончины Аткинса; сразу после смерти Тома она нашла Чарльзу замену.

— Можно понять, почему Сью не захотела, чтобы за ней ухаживал гей, — только и сказал по этому поводу Чарльз.

Я спросил Элейн, гомосексуал ли Питер Аткинс, по ее мнению. «Нет, — сказала она. — Определенно нет». И действительно, в конце девяностых, в Нью-Йорке, — через пару лет после пика эпидемии СПИДа — когда я подписывал книги после чтений, ко мне подошел румяный рыжеволосый молодой мужчина (в компании симпатичной девушки). Питеру Аткинсу тогда должно было быть немного за тридцать, но я сразу узнал его. Он все еще был очень похож на Тома.