Виктория Лебедева - Без труб и барабанов

И ведь сколько раз говорено было приставам этим, вышибалам — он должен, с него и спрашивайте. Но эти все звонят и звонят, квартиру отобрать грозятся. Семьдесят тысяч долгу!.. Ну за что ей это? Да разве она плохой человек?!

Юля успокаивала, что напрасно она боится — ничего не сделают приставы ни ей, ни Наташке, ни тем более Женьке. А что звонят — так это от безысходности. Они же как думают: мы им нервы потреплем, напугаем, а они нам должника из-под земли достанут.

Они ведь что придумали, приставы. Что самый первый кредит был взят до развода и, стало быть, Наташке его отдавать. Потом придумали, не фиктивный ли развод. Может, ваш неплательщик в спальне под кроватью прячется, пока мы тут звоним.

— Да нету! Нету у нас кровати! И спальни нету! — кричала Татьяна Александровна. Хоть накануне Юле клятвенно обещала, что расстраиваться больше не будет, а сама пригрозит приставам прокуратурой.

— Нету, говорите? А вот мы сейчас приедем посмотрим!..

Тут в трубке шли короткие тревожные гудки, Татьяна Александровна хваталась за сердце — и начиналось ожидание. Час и другой была она на иголках, к каждому шороху прислушивалась, выглядывала из-за занавески во двор. В такие часы она не включала света и все думала: вот приедут, а я не открою. Но они не ехали — ни разу не появился никто. А ей только страшнее становилось. Потому что если сейчас не приехали, то уж, верно, задумали такую кару, какую и не представишь.

Ожидание потихоньку рассеивалось, когда шла с работы Наташка. Первое время она слушала про очередной звонок, волновалась — но что-то почитала в интернете и успокоилась. Вот разве посылала вышибал подальше, когда на нее попадали.

Грохнула входная дверь, за ней кухонная. Над головой вспыхнула сберегающая лампа. Противная — сил нету. Как в операционной.

— Мам, ну ты чего опять в темноте? — спросила Наташка. — Эти звонили? — И стала выгружать творожки и йогурты. Она в очередной раз пыталась худеть, в такие дни холодильник бывал забит всякой обезжиренной ерундой.

— Куда столько набрала? — спросила Татьяна Александровна. — Борща вон наварила. Опять будет киснуть.

— Наварила, ну и ешь. Полвосьмого, поздно для борща. — Она с треском отломила себе два йогурта и захлопнула холодильник.

— Поздно, как же, — вздохнула Татьяна Александровна ей вслед. — То-то штаны не сходятся… — Она знала — сейчас Наташка включит компьютер и уткнется в него до ночи, а утром снова станет звонить на почту — врать и отпрашиваться. А она так и просидит тут, около злополучной кастрюли со злополучным борщом… Гена его хоть ел...

— Вот, дожилася… — опять сказала тихо, без прежнего надрыва. И опять сама себе не очень поверила.

Никто, конечно, не гнал ее спать в кухню. Сама предложила. Сначала, когда только поженились, Наташка с Геной жили в маленькой комнате, а Татьяна Александровна в зале. Но зал казался ей слишком велик, и она предложила молодым поменяться. Потом родилась Женька. Пока была маленькая, жила, разумеется, при бабушке. И ничего, не мешали друг другу. До той поры, пока, что называется, у девки сиськи не полезли. Гены тогда уже не было, а с Женькой — что ни день, скандал.

В общем, долго ли коротко, Татьяна Александровна поставила ультиматум — ей маленькую комнату в полное распоряжение, а Наташка с Женькой в большой пусть сами как хотят. Что тут началось! Наташка в крик, Женька в слезы — и у всех личная жизнь от этого варианта резко псу под хвост, ну конечно.

Тогда плюнула Татьяна Александровна, освободила в кухне уголок и — одна, никого не подпустив, — переволокла тахту на новое место. Живите, сказала, как хотите, Бог вам судья. И неделю не разговаривала. Все думала с горечью — кого же я воспитала? Все ведь им. Наташке, Женьке…

Наташка, правда, всю неделю твердила, что Татьяна Александровна все неправильно поняла, что это им надо в одну комнату съехаться, а Женька пусть отдельно, у нее возраст трудный. Только поздно опомнилась. Отродясь Татьяна Александровна решений не переигрывала.

— Дура! Жить не умеешь! — выставила Наташка последний аргумент. — Раньше надо было думать, чем в дыре этой оставаться! На твоей должности люди на всю жизнь копили! Чистенькой хотела остаться? Вот и сиди в кухне, раз так. — И обратилась куда-то наверх, патетически воздев руки: — Господи, ну почему меня родила эта женщина, а не тетя Юля?

Галкина где хочешь могла приспособиться, Наташка права. Даже дефолт ее не сломал. Машину водить научилась, отдыхала по три раза в год за границей. Татьяна Александровна так не умела. Оставшись без места уборщицы, не нашла она ничего лучше, как устроиться в районную библиотеку — где и просидела до пенсии, а потом все силы отдала внучке. Женька до первого класса была все с бабушкой. На коленки прилезала, бабулечкой звала — ласково так. Обнимала за шею. Где теперь все это?