Анна Зегерс - Доверие

Некоторое время он прожил в полнейшей неопределенности. Не желая сидеть на хлебах у родителей, выполнял любую работу, которую ему раздобывал отец. Он не оставлял в покое районное управление школами, обращался туда письменно и устно. Наконец его послали в Грейльсгейм.

Все это Войда рассказал директору детского дома Вальдштейну в воскресенье вечером, после отъезда Томаса.

Наутро после возвращения Томаса из Грейльсгейма Эрнст Крюгер молча сунул ему в руки записку — словно ему, Эрнсту противно было говорить с Томасом, — чтобы завтра тот пришел на объединенное заседание бюро, на котором представители партийной организации и комитета СНМ будут разбирать его персональное дело.

Томас подумал: в прошлом месяце я сделал за него чертеж, а теперь он, как прокаженному, сует мне двумя пальцами эту повестку.

Ему вспомнился Грейльсгейм: да, там есть человек, который его, Томаса, никогда не оставит в беде.

Ночевать он решил у Герлихов. Лекций в тот день, правда, не было, зато на эльбском заводе никто не знал того, что с ним случилось. К тому же, когда он войдет, на лицах Герлихов появится то выражение, которое он, куда бы ни приходил, привык видеть на лицах. От чулана с раскладушкой, думал он, мне надо будет отказаться. Необходимо как можно скорее вернуть фрау Эндерс долг за квартиру. Да и лекций я больше слушать не буду. Они, конечно же, не направят меня в Гранитц. Об этом и речи быть не может. И во всем виновато мое легкомыслие. Переходя Нейштадтский мост — он решил ехать по узкоколейке, — Томас думал: и все-таки я учебу не брошу. Пройду весь второй курс на эльбском, для меня теперь это самое важное, и с Ридлем буду продолжать заниматься. Даже если они и не пошлют меня в Гранитц.

Тони столкнулась с ним в дверях, тяжелый взгляд ее карих глаз проводил его.

В Нейштадте он зашел в магазин — купить колбасы и хлеба. Перед закрытием там народу было порядочно. Женщины, стоявшие позади него, болтали без устали.

— Эти могут себе позволить. Он на коссинском заводе работает. Там теперь невесть что творится.

— Плевать я на него хотела. Мы бы совсем по-другому за дело взялись, если б мальчишки им во всем не поддакивали.

— Так уж их выдрессировали.

— А теперь еще плати за проезд до садового участка. Вот я вечером подсчитала, что дешевле обходится — билеты или подметки.

Что она может иметь против меня? — думал Томас. — Разве я соответчик? И вдруг вспомнил, что уже слышал когда-то этот скрипучий голос, он принадлежал матери Лизы Цех, бывшей невесты Роберта. Ему захотелось спросить, как теперь Лиза. Она бесследно исчезла вскоре после разрыва с Робертом. Не стала поднимать шума, просто взяла и уехала. У нее голос настолько же приятный, насколько у ее матери скрипучий. Она и вообще-то была мила и обходительна, только я этого еще не понимал тогда. А Роберт вдруг как сумасшедший влюбился в Лену Ноуль. Что ж, он теперь с нею. Интересно, а с кем же Лиза? Он не решился спросить о ней фрау Цех, старуха и без того злилась. И против него была предубеждена, хоть и по другой причине, чем все остальные.

Он постарался стать так, чтобы она его не видела. И поскорее убежал со своей покупкой.

Возле нейштадтского вокзала ему навстречу попался Хейнц. Он садился на мотоцикл. Но изъявил готовность поехать в другую сторону.

— Ты к Герлихам собрался? Садись. Через десять минут ты уже будешь там. Я вполне понимаю, что тебе неохота ночевать в Коссине.

Томас молчал. Хейнц что-то говорил, но ветер относил его слова, и Томас ничего не мог разобрать. Когда они остановились у железнодорожного переезда, Хейнц довольно резко сказал:

— Я слышал, да ты и сам знаешь, как они намерены с тобой поступить. Ей-богу, будь я на их месте, я бы в Коссине о другом позаботился. Вместо того чтобы хорошенько вникнуть в то, что творится у нас на производстве, я имею в виду вещи достаточно серьезные, они забивают себе башку такой ерундою. А вот за тебя возьмутся как следует.

— Кто они? И почему именно за меня?

— Твои товарищи по партии. Кто же еще? Почему именно за тебя? Во-первых, они рады кого-нибудь пропесочить; ты же фигура самая подходящая. Им казалось, что тобой можно гордиться, а ты вдруг подкачал. С другой стороны, ты не дурак. И тем не менее со всем согласен, с тобой можно договориться, вот и получается, что ты парень со всячинкой.