Анна Зегерс - Доверие

Здесь и во многих других местах своего романа Анна Зегерс подчеркивает, что в условиях классовой борьбы доверие к людям не исключает, а, наоборот, требует высокой бдительности. Однако бдительность не следует путать с недоверием. Этот тезис приобрел в наши дни большую актуальность, его затрагивают многие писатели и в Германии, и в других странах. Так, например, в «Актовом зале» Германа Канта секретарь райкома партии следующим образом объясняет суть дела пришедшим к нему рабфаковцам: «…Недоверие отравляет атмосферу, бдительность очищает ее. Человек бдительный пристально наблюдает, точно рассчитывает, а главное — всегда думает, думает о последствиях, к которым приведет тот или иной поступок. Бдительность ведет его вперед, иногда заставляет сделать шаг в сторону или даже назад, но в целом ведет вперед. Бдительность — сестра храбрости. Недоверие — порождение трусости!»

Стремясь с наибольшей честностью, с наибольшей искренностью осветить тему доверия, Анна Зегерс заводит речь и о событиях не столь далекого прошлого (культ личности, процесс врачей и т. п.). Писательница показывает, с какой злобной радостью смакуют наши ошибки обыватели и враги. С такими она в полемику не вступает, следуя мудрому совету: «они не стоят слов, взгляни — и мимо!» Но стремление Томаса Хельгера и его друзей уяснить себе всю правду, понять суть ошибок, чтобы сделать их невозможными в будущем, Анна Зегерс считает закономерным. Томас идет с вопросами и сомнениями к своей близкой приятельнице Лине, играющей активную роль в Союзе свободной немецкой молодежи. Однако Лина привыкла мыслить готовыми категориями и не способна анализировать конкретные ситуации. Слепая вера заменяет ей убежденность, и поэтому даже склонность к вопросам кажется ей чем-то подозрительным. Веря в коллектив в целом, она не сохранила доверия к человеку в отдельности. Таким же предстает в романе партийный работник Пауль Меезеберг. Он не представляет себе возможности конфликтов в новом государстве, он не умеет подойти к человеку с учетом его особенностей и слабостей. Он считает, что у члена партии никаких недостатков и ошибок быть не может. Всякий, кто усомнился, заколебался или, упаси бог, оступился, — враг. Есть в Меезеберге что-то и от былых сектантов и от современных догматиков. Рассуждая по принципу «не может быть того, чего быть не должно», и он и Лина не в состоянии оказать влияние на массы в тревожный «день Икс», так как они не пользуются достаточным авторитетом и доверием.

Из другого теста сделан директор завода Ульшпергер. Он прошел через горнило серьезнейших испытаний. Только в самом конце романа об этом узнает Рихард Хаген и ощущает глубокую симпатию к этому несгибаемому, последовательному коммунисту, который, несмотря ни на что, твердо верит в правильность избранного им пути. «Вот почему он вдруг замолк, — думал Рихард, шагая вдоль реки… — Несправедливость, ему причиненную, он попросту стряхивает с себя, словно это пустяк, ошибка, случайно его коснувшаяся. Прошлое не мешает ему, не может помешать целиком и полностью быть с нами. Все эти годы он молчал. Правильно ли это было? Да, правильно. Нельзя ему было говорить. Многих это бы вконец сбило с толку. А с Ульшпергером что бы ни случилось, его с толку не собьешь, его доверие ничто подорвать не может». Чувство, которое Ульшпергер питает к своей партии, — это доверие высшего порядка. Оно предполагает глубокое знание жизни и ее теневых сторон. Ульшпергер постиг, что люди еще далеки от совершенства и дела, которые они творят, отнюдь не всегда безупречны. Но слабости, ошибки и преступления отдельных лиц не могут поколебать его веры в святое дело, которому он служит. От него лично и от миллионов таких, как он, зависит сделать так, чтобы правонарушения и ошибки прошлого больше не повторились.

В «Доверии», как и в других своих книгах, Анна Зегерс выдвигает на первый план необходимость чувства общности, солидарности, дружбы людей. Помогая один другому, проявляя внимательность, чуткость и терпимость друг к другу, люди смогут создать ту «дисциплину доверия», о которой говорил В. И. Ленин, и построить наконец жизнь, о которой они мечтали веками. Писательница показывает, какой замечательный эффект дает дружеская помощь, людская отзывчивость даже в самых трудных случаях жизни. Благородной, неназойливой дружбе с русским коммунистом Кожевниковым был обязан Ульшпергер своим освобождением. Он «лишь задним числом узнал, как часто и где ручался за него Кожевников в те времена, когда доверие означало жизнь, а недоверие было равносильно смерти». Однако и в быту, в повседневной, обыденной жизни товарищеское участие сохраняет огромное значение. В «Решении» и в «Доверии» мы видели немало примеров этому. Невнимание к людям, душевную черствость, прикрывающуюся загруженностью по работе, писательница осуждает. В романе не раз звучит своеобразная тема вины по отношению к людям, вины, отягощенной подчас трагическими последствиями. Это сознание вины основывается на высокой требовательности к себе. Ярче всего проявилось оно у Рихарда Хагена после тревожных июньских событий: «Оставаясь один, Рихард мучился своими думами. В конце концов все кончилось хорошо. Но почему до этого дошло? Чем так глубоко были уязвлены наши люди? Подпали под влияние врагов?.. Может быть, я сам виноват? Конечно. Но в чем моя вина? И тут же в глубине его души, еще здесь, на кладбище, тихо, но настойчиво прозвучал ответ: ты был далек от них. Ты мало знал. О жизни этих людей, об их работе».