Ульшпергер позвонил из своего кабинета.
— Да-да. Товарищ вас дожидается.
Мне понятно, почему советские люди ценят Ульшпергера, — думал Рихард. Да и как им его не ценить? Не говоря уже обо всем, что у него за плечами. Все коммунисты, вся семья, как у меня. Он, его отец, его брат — они и в гитлеровское время работали на здешнем заводе, тогда это был бентгеймовский завод. Отец и брат погибли после того, как у них нашли листовки. Бежать только ему одному удалось. Не в южную Германию, где его искали нацисты, а по Балтийскому морю в Ленинград. Теперь хорошо, черт знает как хорошо, что он вырос здесь, все и всех знает. В Советском Союзе Ульшпергеру дали возможность доучиться по специальности и школу закончить, словом, все у него шло отлично. Неужто же я такой мелкий человек и завидую ему? Ах нет, не так это. А как, спрашивается? Когда началась война, он, ясное дело, говорил по-русски, как русский. А о нем говорили: «Какой же это фриц?» — или: «Хоть он и фриц, а доверять ему можно». И он был на фронте, был и за линией фронта, в местах, оккупированных немцами. Был разведчиком и не раз рисковал головою. Биография что надо, а потом они послали его сюда. Когда удрал первый директор завода — Берндт, а Фогта сняли, потому что он все проворонил, Ульшпергер и я, мы вместе здесь начинали.
Советская власть имеет все основания ему доверять. Приезжает из Советского Союза, к примеру, недавняя делегация, и ее руководитель помогает нам решить вопрос, сколько времени нужно на загрузку печи. Он уже много слышал об Ульшпергере. И приветствовал его как друга. Наверно, ему еще дома сказали: Ульшпергер в Коссине — человек правильный, ты должен его держаться.
Почему Кожевников не говорит со мной так задушевно, как с Ульшпергером? Не только потому, что я по-русски не знаю. А потому, что нет во мне того, ему привычного, что он видит в Ульшпергере. В конце концов, я другой человек. Вся моя юность — сплошная нелегальщина; а я еще такого маленького роста, что через любую дырку пролезаю. Это ведь все равно что «в тылу врага», и бегство я тоже пережил, и испанскую войну, в батальоне Тельмана был. А под конец еще эта пещера, лазарет, где я лежал с Робертом и Гербером Мельцером и над нашими головами проходила армия Франко, все это при мне осталось. Не успел я добраться до Франции, как меня схватили нацисты и упрятали в лагерь. Вдобавок ко всему партийное поручение: ты должен любою ценою сохранить жизнь Мартину. Ты один будешь знать, кто он есть, и ты должен ему помогать, должен во что бы то ни стало! Я выполнил свой долг. Мне удалось сохранить жизнь ему и себе, нас освободили — это тоже при мне осталось. Но… а какое тут может быть «но»? Ульшпергер все делал у них на глазах, а доверие, полное доверие люди питают лишь к тому, что им полностью понятно.
Иной раз инженер Ридль лучше понимает меня, чем Ульшпергер: ведь то, что мы делаем, мы делаем для нашей страны, он и я, мы оба хотим ее перестроить. А Ульшпергер разве не хочет? Хочет, конечно. Но ему всего важнее точно выполнить инструкции. А я разве по-другому поступаю? Да, потому что они мне говорят то, что я сам себе говорю. Ульшпергер ближе ко всем этим делам. Могучая тень Сталина всегда осеняла Ульшпергера, а я был далеко.
Ульшпергер вместе с Кожевниковым показался в дверях. Кожевников на довольно хорошем немецком языке сказал:
— И вы здесь, товарищ Хаген, как жизнь?
— Хорошо, очень хорошо.
— Пошли, Рихард, — сказал Ульшпергер, — извини, что заставил ждать. Итак, в чем дело?
Ульшпергер был на две головы выше Рихарда. Впрочем, когда он сидел за письменным столом, это было не так заметно.
— Мне надо обсудить с тобой неотложное и важное дело, — сказал Рихард.
— Говори.
— Я условился с Герхардом завтра встретиться во второй половине дня в районном комитете. Но не хотел делать это без твоего ведома.
— Зачем ты хочешь туда ехать? — поинтересовался Ульшпергер.
Рихард говорил с сердечным трепетом, но говорил то, о чем уже сотни раз думал:
— Затем, что новые нормы, которые нам дали, во многих случаях не оправданы. У нас, правда, давно уже говорят и пишут, что рабочие нормы высчитаны в соответствии с возможностями среднего рабочего, но выполнить их зачастую может только рабочий высокой квалификации. Хотя бы уже потому, что они технически обоснованы, а не каждый может так разумно распределить свои силы, как это предусмотрено нормировщиками. Вот многие товарищи и думают, что когда они работали по контрольным часам, было приблизительно то же самое. Но самое главное, что постоянно выполнять эти нормы они не могут. Во всяком случае, в большинстве цехов, в том числе в трубопрокатном и в литейном…
Читать дальше