Витомил Зупан - Левитан [Роман, а может, и нет]

Я перешел к «Генезису мысли». Я должен был проработать основы мышления в веществе, в социальности, в человеческой природе, в философии, в суппозициях и в основном направлении инстинкта.

Отсюда дорога неизбежно вела к механике чувств. Ясно, что теперь я больше не называл инстинкты этим именем, но — необходимостями, проистекающими из определенных отношений (точно так же и тяготений). Здесь мне уже пригодились три книги по медицине: прекрасная «Анатомия центральной нервной системы» Рэнсома и Кларка (тут я напрасно искал среди нервных рецепторов и эффекторов какие-нибудь проводники наслаждения; проводники боли совершенно понятны — однако человек не построен исключительно на негативном принципе; изучение садизма и мазохизма привело меня к убеждению, что проводники боли как-то связаны с наслаждением и удовольствием), затем у меня была какая-то очень средненькая работа по психиатрии и еще более ущербная — по эндокринологии.

Я попытался, насколько возможно, эти предварительно собранные мною знания использовать в литературе и написал трагедию «Nombre Dios» [81] «Имя Бога» (исп.). . На одном дыхании. Вероятно, скелет слишком явствен. Все еще чересчур близко.

Я адски намучился, изучая «Logische Untersuchungen» [82] «Логические исследования» (нем.). I, II и III Гуссерля. Каждая школа создает столько собственных понятий или перекрещивает и переопределяет уже известные, что надо тяжело потрудиться, прежде чем сможешь докопаться до суппозиций, лежащих в основе. Я увидел, где Гуссерль ошибся — уже в самом основании: он допускает «Türme der Abstraktionen» [83] «Башни абстракций» (нем.). , бесконечные башни абстрагирования, а на самом деле подменяет порядковость абстракцией. Чистая абстракция, например, «качество», но дойти до нее мы можем только по трем ступенькам, сама абстракция — четвертая. (Красное яблоко — красное — цвет — качество; или три яблока, число три, количество.) Таких чистых абстракций, у каждой из которых есть своя линия в конусе, на вершине которого стоит единственная, самая нижняя ступень, но бесконечно разветвляющаяся вширь, — совершенно ничтожное количество, я насчитал всего-то 16.

Еще не осознавая своей цели на этом пути, я изготовил орудия для дальнейших исследований.

Я трудился от зари до зари. То, чего не могут мне дать книга и школа, я должен найти сам. Я должен докопаться до сути какого-либо явления, которое всем нам известно, но мы не знаем его происхождения.

Человек в некоторых специфических ситуациях способен жертвовать, то есть существует нечто более сильное, чем его инстинкт самосохранения, нечто, уничтожающее в нем естественный страх. Даже трусы под влиянием алкоголя становятся чересчур дерзки. Но как относительна телесная сила человека (слабый становится — как я уже упомянул — ужасно силен во время эпилептического приступа), так относительна и внутренняя, нравственная сила человека. Один хорватский писатель сочинил рассказ о свой охотничьей собаке (пойнтере), с которой он гулял по аллее (одна из поучительных историй для школьного чтения), как вдруг из гнезда вывалился птенец; пес бежит к птахе, когда перед ним спускается с ветки птица-мать и начинает бросаться на него, так что тот вынужден был отступить. У слабой птицы был сильнее инстинкт сохранения рода, чем самосохранения. Это происходит и у людей, боящихся сильнее, чем животные. Если опасность грозит детям, во взрослых рождается настоящая храбрость и решительность. Если человек оскорблен, в нем понимается бо́льшая сила, чем в противном случае. При опасности, при чрезвычайных ситуациях, которые создает арест, по человеку неожиданно пробегает тот флюид, который поднимает его на сопротивление. То же самое иногда происходит, если нападению подвергся ближний. Следовательно, нужно определить, что это за вскипающая сила и как добраться до нее. Прояснить относительность внутренней и внешней человеческой силы. И наконец: подобно тому, как расщепили атом и освободили атомную энергию, освободить энергию, заключенную в атоме общества — в индивидууме — и тем самым создать нового человека и новое общество. Эту энергию я назвал «этическая энергия». Труд огромный и требовал бы института, где бы сотрудничали антропологи, психологи, биологи, разные специалисты, медики, физики, химики, и у них в распоряжении был бы еще ряд сотрудников по многим направлениям. Конечно, психологи должны были бы быть совершенно иными, чем сегодняшние философы без достаточного знания разных отраслей науки или психозамерщики, психотехники и статисты без системы классификации. Также и антропологов я представляю себе не такими, как нынешние, наоборот, это должны быть настоящие человековеды, которые будут связующими звеньями всех отраслей, занимающихся человеком.