Витомил Зупан - Левитан [Роман, а может, и нет]

— Тишина, Левитан!

И взгляд, иллюстрирующий отношение администрации к этой свинье, Левитану. Почему начальник тюрьмы пришел лично? Хотел рассмотреть меня. Странно, что он меня не ощупал, как мужик поросенка перед убоем, мелькнуло у меня в голове.

Вахтмейстер объяснял, как человек в тюрьме может спастись или погибнуть. Он давно уже был бы на воле, если б его не сталкивали обратно люди из его собственной деревни. Там в общине сейчас какой-то приезжий, который заявил, что собственноручно пристрелит его, если он когда-нибудь выйдет на свободу. В остальном же нет смысла раздражать администрацию. Последний раз вышел на волю эсэсовец, которому они доверяли, как самим себе. Ну а он махнул через границу — и теперь в Германии получает пенсию, как жертва войны. Умный человек. Одна коллаборационистка была приговорена к смерти, хорошенькая женщина, но в камере соблазнила надзирателя и забеременела. Так спасла свою шкуру и теперь уже на воле. Как это злило одну надзирательницу, маленькую, толстую, бывшую официантку! Когда она узнала, что ту помиловали — на 20 лет, — каждый раз, когда у нее было ночное дежурство, приходила к той в камеру — штаны вниз и била ее ремнем.

У бывшего начальника тюрьмы на севере была привычка иногда лично допрашивать кого-нибудь. Так, он велел позвать одного готовившегося к побегу (его сдали), надел себе боксерские перчатки и начал его обрабатывать. Парень же умолял дать ему сказать. Скажи! Правда, что он думал о побеге, потому что его так тянет к его девушке, что у него голова скоро расколется. Сказал, что многие, кто помоложе, смотрят на начальника тюрьмы, как на отца: пусть он посоветует, что ему делать, когда на него нападает это страстное желание. Ну, и с тех пор начальник вправду заботился о нем, как о сыне, парень гораздо раньше вышел из-под ареста и на следующее Крещение пригласил начальника на свадьбу. Но там начальник узнал, что парень познакомился с невестой уже после тюрьмы, и разочарованный ушел со свадьбы. А парень его уже успел уговорить, чтобы тот поручился за него при получении кредита. «Так надо жить», — воскликнул вахтмейстер.

Я заставил себя засмеяться, массировал себе отвердевшие щеки.

Меня снова вызвали. Я глубоко вдохнул и выдохнул, расслабил мышцы на лице.

Тот же следователь. Значит, дело не закрыто?

На этот раз меня ожидал сюрприз. Абсолютно спокойным голосом он рассказал, что я пропустил несколько важных моментов в моих побегах — а они нет. Прежде всего: они были уверены, что больше не увидят меня, представься мне малейшая возможность побега. Я был снаружи и вернулся — это означает: можно не бояться, что я сбегу. Второе: я был снаружи, ходил куда хотел, говорил и делал, что мне приходило в голову, — но из этого не случилось никакой беды, а они были уверены, что Левитан устроил бы скандал, если бы вышел из тюрьмы. И третье: отношение к Брезнику — я обещал ему, что вернусь, и вернулся; следовательно, Брезник узнал меня лучше, чем тюремная администрация и служба безопасности. Что из этого следует? И тогда я услышал самую неожиданную фразу во всей своей жизни:

— Вывод — мы можем вас без колебаний выпустить. Все то, чем мы сейчас заняты, означает ваш путь на свободу, Левитан.

Человек, готовый ко всему самому плохому, не обескуражен при катастрофе так, как при большой хорошей новости. У меня закружилась голова, но трезвый арестантский разум уже зашептал: внимание! Что может скрываться за этим?

— Ясно, что для этого требуется, и я не сказал, что настал момент открыть перед вами двери, — ваше признание о побегах или, скажем, отлучках.

Ага! Вот оно! Хотя он нисколько не убедил меня своей логикой, однако было уже примечательно, что они вообще думали таким образом. Он повторил мне, что практически я действительно отпер себе дверь, что это не только его личное мнение, наоборот — он только посредник мнения тех, кто над ним. Он улыбнулся. Абсолютно приватно он сказал мне:

— Не думайте, что мы такие глупцы, какими вы иногда нас считаете. Среди своих коллег снаружи у вас действительно немного друзей, но и среди моих коллег есть такие, кто смотрят на вас симпатией. Не воспринимайте все в таком чертовски черном свете, Левитан. Я не говорю, что вы сегодня или завтра выйдете отсюда, но я ручаюсь, что дело созрело. Итак, перейдем к делу.

Я опять ничего не вспомнил. Он был заметно разочарован во мне. Очень аккуратно он упомянул также, что президент поинтересовался мной, что меня снова удивило: что-то подобное он не рискнул бы выдумывать. Теперь я только сам стоял у себя на пути, — сказал он.