Геннадий Прашкевич - Противогазы для Саддама

– Я знаю своих ребят, – весело и с каким-то особенным значением подчеркнул подполковник Ермилов. – Это хорошие, это деловые ребята. Каждый день они видят, как утекает через границу достояние страны. Медь, золото, редкие металлы… Мои ребята по именам знают всех, кто сегодня незаконно сплавляет за кордон ценное сырье. Да эти типы и не скрываются. Вот погоди, поедешь в Псков, сам увидишь новенькие трехэтажные коттеджи. Этими коттеджами все поля поросли как погаными грибами. Цветут, как мухоморы. А построены на украденные деньги. Эти деньги, эти коттеджи, эти особняки должны принадлежать государству, народу, а принадлежат, к сожалению, ворам. И ничего, Валентин, с этим не поделать. Ну, скажем так, пока не поделать. Но мы, Валентин, не спим.

– Не спим! – подтвердил особист.

– Каждый день в наши сейфы ложатся агентурные донесения с точными цифрами, адресами, именами, с подробными описаниями трудовых подвигов каждого вора.

– И из Эстонии? – спросил Валентин.

– Так я же говорю, что никто не давал сигнал общего отбоя.

– Неужели наши люди в Эстонии продолжают работать?

– Частично. К сожалению, только частично, – с веселой горечью подтвердил подполковник. – Денег нет, техники нет. Люди работают как в подполье. Да не как в подполье, а точно как в подполье. Ведь чтобы поставить профессионального агента, сам знаешь, нужны не малые деньги… Тут нам, правда, помогают наши предприниматели, – он многозначительно покосился на Сергея. – Среди наших предпринимателей есть разные люди, например, много дерьма, но есть патриоты… А ситуация не простая. Раньше в стокилометровой приграничной зоне у нас работала густая надежная сеть информаторов, постоянно уточнявших оперативную обстановку, а теперь… Сам понимаешь, отделение Эстонии от СССР поставило многих людей в странную ситуацию. Они долго работали вместе и достаточно много знали друг о друге, и вдруг оказывается, что одни оказались в России, а другие в Эстонии. Это, понятно, заставляет их нервничать. А вдруг выйдет наружу прежде закрытая информация? А вдруг, грубо говоря, сдадут тебя из-за каких-то там высших или наоборот низших соображений? А? Кто тебе даст гарантию?… Или возьмем вывод наших войск? Ты сам подумай, черт тебя побери! – не выдержав выругался полковник. – Это же не вывод, а самое прямое и циничное разбазаривание важнейшего государственного имущества! Куда ни ткни, везде до сих пор торгуют украденным у армии обмундированием и даже оружием… А как бороться? У нас папки пухнут от оперативных и аналитических материалов, а что этому противопоставишь? Больно за родину.

– Больно, – мрачно подтвердил особист.

– Ладно, – усмехнулся Валентин. – Хватит о печальном.

И широким жестом выложил на стол диктофон.

– О, «Сони»! О, Иван, посмотри – «Сони»! – приятно изумился подполковник. И тотчас уставился на Валентина: – Это зачем?

– Презент, – радушно кивнул Валентин. – Не должно быть у нас все плохо. Неправильно это. Хоть что-то, но должно радовать.

– Презент? – радостно не поверил подполковник, но мгновенно сгреб подарок и опустил в карман. – Ценю. Царский подарок. Ответственный. За такой подарок – спасибо! Сам знаешь, как трудно с техникой. Чтобы выбить такой диктофон у начальства, нужно исписать кучу бумаг. Легче украсть или конфисковать у контрабандистов.

Подполковник окончательно растрогался.

– Меня, кстати, тоже интересует Эстония, – налил по рюмке Валентин, и подполковник и особист дружно уставились на него.

– Работает в Москве одна фирма, частная фирма, но своя, наша, российская. Так вот, эту фирму года полтора назад крупно кинули эстонцы. Сами понимаете, святое дело вернуть кровные деньги на родину. Поскольку мы сейчас с эстонцами по разные стороны баррикад, думаю, ничего плохого не будет в том, если органы помогут вернуть российские деньги на родину.

– Гуманно, – согласился подполковник.

– Гуманно, – согласился особист.

Сергей удивился.

Он вдруг вновь почувствовал себя причастным к какому-то большому и важному делу. И, оказывается, изумленно отметил он, чувство причастности к общему делу может быть очень приятным. Несколько мешала, правда, песенка, которую завела на магнитофоне троечница с ногами Моны Лизы. Этакая странная песенка… Ее герой, значить, через густую ежевику продирался к любимой. «Ежевика, ежевика мне бока ободрала!.. Ежевика, ежевика мне бока ободрала!.». Продирался он, значить, продирался, и продрался все-таки… «Ежевика, ежевика, сладка ягодка моя!.».