Юрий Поляков - Гипсовый трубач, или конец фильма

– Я! - выступил вперед старый фельетонист.

– Не стоит, дедушка! - ласково упрекнул Кеша.

– Надо, внучек! Если не мы, то кто же?

– А вы у нас кто? - участливо спросила кожаная, приготовив блокнот и ручку.

– Иван Болт! - Ян Казимирович почему-то решил отрекомендоваться своим прославленным газетным псевдонимом.

– Тот самый?! - в восторге воскликнула дама.

– Конечно! - побагровел от удовольствия старик, а Кокотов подивился подкованности телевизионной братии.

– Замечательно! Кто еще?

– Ящик. Где Ящик?… - Ян Казимирович начал беспокойно озираться.

– Не волнуйтесь! Мы вас и так снимем, без ящика… - успокоила редакторша, видимо, решив, что ветеран тревожится из-за своего малого роста. - Кто еще?

– Я буду говорить! - объявил режиссер, выступив вперед.

– Вы? Кто вы?

– Жарынин.

– Господи, не узнала! Будете богатым… Отлично! Ой, ну как же я такого человека не узнала! - запереживала кожаная дама.

Дмитрий Антонович незаметно бросил на соавтора короткий взгляд, исполненный скромного торжества.

– Я буду говорить! Я! - Из-за спин вдруг раздался воспаленный голос Жукова-Хаита.

– Вы?! Да у нас сегодня просто созвездие какое-то! Только что помнила вашу фамилию… Забыла! Дурацкая работа!

– Жуков-Хаит!

– Ну конечно же - Жуков-Хаит… Ах ты, господи! И тут Кокотов, наконец, догадался, что кожаная дама никого на самом деле не знает, а просто валяет профессиональную дурочку, чтобы расположить к себе обитателей «Ипокренина», где, как ей объяснили, нашли последний приют немало состарившихся знаменитостей. Жарынин тоже сообразил это и отвел глаза в гневном смущении. Однако дама энергично увлекла выступающих в отдаленье, спрашивала их о чем-то и строчила в блокноте. Наконец из джипа появился на свет Имоверов. На нем теперь были ярко-синие джинсы, шелковый пиджак цвета взбесившейся канарейки и черная майка с меткой «Армани».

– Ну, вот я и готов! - Он встал перед камерой. - Как я вам теперь?

– Потрясающе! - воскликнула кожаная, насельники одобрительно закивали, а оператор, зверски прищурив левый глаз, взялся за камеру.

Паренек в бейсболке угодливо подал звезде микрофон, а тот принял его, точно скипетр. Черенок микрофона был вставлен в кубик, на гранях которого красовалась разноцветная аббревиатура «ТВ-Плюс».

– Ну, кто первый? - ласково спросил Имоверов.

– Он! - Кожаная показала на Болтянского.

– Я, - выступил вперед старичок.

Редакторша подскочила к ведущему, показала ему страничку в своем блокнотике и еще что-то дополнительно доложила в ухо.

– Ага! - радостно кивнул Имоверов. - Работаем!

Оператор посмотрел на него глазами пулеметчика, у которого в разгар боя кончились патроны, и перекошенным лицом приник к камере.

– Яков Казимирович, - игриво спросила телезвезда, - не отдадим ведь рейдерам «Ипокренино»? Москвуто врагам не отдали!

– Ян Казимирович, - обидчиво поправила легенда отечественной фельетонистики.

– Ну конечно, конечно же, Ян… - Ведущий метнул нехороший взгляд в кожаную даму, а та виновато уткнулась в свой блокнот. - Ян Казимирович, не отдадим «Ипокренина»? Москву-то врагам не отдали!

– Не отдадим! - затвердевшими от волнения губами ответил бравый дед.

– А говорят, когда-то вы писали в «Правду» фельетоны под псевдонимом «Иван Болт» и могли снять с работы любого министра. Все хапуги Советского Союза боялись вас, как огня!

– Писал… Мог… Боялись… - телеграфически подтвердил Болтянский.

– Так в чем же дело? Сразите врага штыком сатиры! Или силы теперь уж не те? Или нет пороха в пороховницах?

– Порох-то есть! - обиделся Болт. - Сталина нет! Да и «Правда» уже не та стала…

Кожаная дама сделала удивленные глаза, Имоверов слегка нахмурился и зашел с другого бока:

– Ян Казимирович, вы ведь по корням-то поляк?

– Поляк. Но я советский поляк!

– Это, конечно, ясно… - вздохнул Имоверов, чувствуя, что разговор приобретает некую идеологическую пакостность. - Откуда вы родом?

– Род Болтянских из-под Збыхова… - бодро ответил дед.

Кеша, до этого с иронией наблюдавший за бенефисом прадедушки, вдруг сморщил лоб, и на его лице появилось то страдальческое выражение, с каким обычно голливудские актеры произносят свое знаменитое: «Oh, no!» И действительно, случилось худшее: голос великого фельетониста сделался вдруг каким-то патефонным - и началось:

– Мой дед Станислав Юзефович Болтянский попал в Сибирь за участие в польском восстании. В Тобольске он женился на дочери ссыльного поляка Марысе Гржимальской…