Владимир Качан - Роковая Маруся

Наверное, в жизни каждого человека бывают моменты, которых хотелось бы, чтобы не было вовсе, – вот такой момент и довелось пережить тогда нашему раненому оленю. Кока стоял на онемевших вдруг ногах, как в страшном сне, когда хочешь бежать, а ноги не идут, и чувствовал, что весь покрывается краской стыда и обиды. Из него будто взяли и вынули грубым хирургическим вмешательством последние идеалы, в которых и так едва теплилась жизнь; удалили, как ненужный аппендикс, и выбросили.

Коке еще повезло, что он не прошел по коридору пятью минутами раньше и не слышал о приступе остеохондроза у рояля, иначе не только идеалы, но и его вера в себя были бы подорваны окончательно. Над ним, оказывается, просто посмеялись. И пресловутая слеза была, оказывается, завершающим мазком мастера любовного импрессионизма Маши Кодомцевой на очередном полотне под названием «Портрет дурака в интерьере на фоне лестницы. Утро. Масло». Как же стыдно было нашему Коке, как больно!

Не помня себя, он открыл дверь и шагнул в эту гримуборную. Смех замолк сразу, и все в ужасе уставились на Коку. А он не знал, что сделает в следующую минуту: то ли подойдет и ударит ее, то ли еще что-то… Тяжелая тишина, в которой была бы слышна даже мысль милиционера, повисла в воздухе. Тишина, в которой все только дышали и ждали, что произойдет. Тишина, в которой лишь тикала мина, отсчитывая последние секунды до взрыва, которого с тайным вожделением ждал весь девичник. Кроме Маши, разумеется, которая действительно была в ужасе. Но взрыва не последовало, Кока решил их разочаровать, потому что внезапно понял, что от него только и ждут чего-то в этом роде; он от этого как-то сразу успокоился и почувствовал, что холодное презрение выпрямило его позвоночный столб и помогло овладеть ситуацией. Тем более, что, во-первых, за ним был эффект внезапного появления, а во-вторых, еще один, как он полагал, козырь, лежавший до поры в рукаве.

Да, именно холодное презрение помогло выпрямиться Коке. Не к Маше, нет, – он еще не успел почувствовать к ней ничего такого, чувствовал только, что она ни за что вонзила ржавый и грязный ножик прямо ему в сердце, повернула пару раз и ушла, даже не полюбопытствовав, как у него там агония протекает, только плюнула, уходя, в его сторону и попала. Ну, ничего, он о ней позаботится позже, сейчас он не может, слишком рана свежа, а вот подруги!.. Эти пошлые актриски, сладострастно ждущие его унижения, мстящие ему чужими руками за прошлые эпизоды своей жизни, которые им тоже хотелось бы вычеркнуть навсегда; эти мерзкие гиены, которые, роняя голодные слюни, подкрадываются к нему, раненому, ослабевшему и пошатнувшемуся; эти шакалихи, эти самки грифов! – но нет! Подождите, он еще не падаль! Подождите!

И что же сделал наш герой? Как вышел из ситуации, что он им сказал? А вот об этом чуть позже… Я вас интригую, вы заметили?.. Вы, конечно, узнаете об этом через минуту-другую, мой нетерпеливый собеседник, да-да, именно собеседник, ибо если вы меня слушаете, читаете – назовите, как хотите, – вы уже соучаствуете в процессе, вы мне мысленно отвечаете, вы с чем-то согласны, с чем-то нет, то есть вы со мной – в диалоге так или иначе, вы понимаете?.. И сейчас мне с вами нестерпимо хочется поговорить о наболевшем, о том, чего нам явно и давно не хватает в нашем далеко не бедном словаре. Поэтому:

Своеобычность ситуации заключалась в том, что с тремя подружками из пяти, сидевших здесь, Кока, за истекший период пребывания в этом театре – переспал, и остальные две тоже в свое время были не против, да Кока пренебрег. И вот теперь я и хочу вернуться к слову «переспал». Это ведь совершенно неточное слово, конечно же Кока не спал с ними, сон – это абсолютно противоположное тому, чем Кока с ними занимался, но что делать, если в великом, могучем и свободном русском языке до сих пор не нашлось точного обозначения физической любви, кроме мата.

Даже у братьев-славян на Балканах, есть легкое и смешное слово – «любиться», у нас же: то тошнотворно-медицинское «совокупляться» (что-то родственное склещиванию собак, поэтому нигде и никем не употребляемое), то еще хуже – «сношаться», имеющее очевидный вокзально-подъездный колорит; или «совершать половой акт» – длинно и глупо, ведь не подвиг же ты, в самом деле, совершаешь и не подписываешь акт о капитуляции; или же совсем неточное, неверное, да просто лживое – «переспать»; а то и вовсе – «заниматься любовью», словосочетание канцелярски-скучное и тоже неточное, будто ты делом каким-то занимаешься, записанным в ежедневнике, допустим, пунктом вторым. № 1, понимаете ли, – завтрак, №2 – занятия любовью. Да и как можно вообще заниматься любовью? Это то же самое, что, скажем, заниматься счастьем… или восторгом, или мечтой… Вероятно, «заниматься любовью» – это значит работать в этой области, так пусть это и останется профессиональным термином древнейшей на земле специальности. Род занятий – любовь. Ну, и наконец это прелестное действие обозначают уж и вовсе идиотским словом «трахаться» или «трахать». Ведь дубиной, там, или мешком тоже трахают кого-то по голове, и, значит, таким образом стирается лексическая грань между «ударять» и «любить». Впрочем, наш случай показывает, что это как раз возможно, что «бить» и «любить» бывают слиты в одно, и поэтому не будем мучить себя поисками подходящего русского слова для выражения этой общечеловеческой радости. Что мы – лучше всех, что ли, сколько люди думали и ничего, кроме «трахать», не придумали, и по просторам нашей Родины повсеместно гуляет теперь это слово, этот негласно принятый термин. – «Я вчера ее трахнул. – Насмерть?!.. – Ну почему… Назатрахал почти до смерти». Чернуха какая-то…