Андрей Ларченко-Солонин - Инок

«Странная всё-таки штука жизнь. У меня есть дети, но они растут неизвестно где. У меня есть волчица, но я не могу быть рядом с ней. Она найдёт другого, более сильного и опытного хищника, который сможет принести в её логово много мяса. И для неё совершенно не важно, что при этом будет загублено немало невинных душ, а половина из принесённой добычи испортится, и её станут растаскивать вороны. Нестерпимая вонь заполнит всю округу, собирая полчища мух, которые, в свою очередь, принесут с собой новые болезни и новую смерть. Но волчица в это время будет есть уже новое свежее мясо, а её друг вновь убивать».

Наверное, они не понимают, что очень скоро настанет день, когда убивать станет уже некого. Они считают, что на их век хватит, даже не подозревая, как сильно ошибаются. Что же, наверное, именно так и устроена жизнь. Она сама их накажет за совершённые ошибки, но только гораздо позже. И ничего здесь не поделаешь. «Каждый сам выбирает свою дорогу».

Серый вышел на опушку леса. Дом, стоявший посреди вырубок, был хорошо ему знаком. Старик колол дрова. Незваный гость лёг неподалёку и положил голову на передние лапы.

«А ведь раньше я так никогда не делал».

Человек заметил его сразу, но заговорил лишь через несколько минут.

– Ну что, бродяга, нагулялся? О-о, брат, да я вижу, порядочно тебя потрепало. Шрамы-то свежие совсем. Но ты не переживай сильно. Обошлось ведь, слава богу. Осторожней нужно быть. Места у нас нынче шумные стали. Народу много всякого ходит. Всё больше жулики да проходимцы. Спасу от них никакого. Но мы-то с тобой не отступим, не на тех напали. Ведь правда? Ну, чего ты так смотришь на меня? Жрать, небось, захотел? Сейчас что-нибудь принесу. С голоду не помрём, уж будь спокоен. Слава богу, сила пока есть, а значит, на кусок хлеба всегда можно заработать. Скоро вот зима придёт, снег ляжет. Как зимник установится, так сразу в деревню поеду. Бог даст, зиму и переживём. И не смотри на меня так тоскливо. Чего не жрёшь-то?

Человек подошёл непривычно близко и неожиданно потрепал его по упругому мохнатому загривку, словно обыкновенную дворовую собачонку. Тот не пошевелился. От прикосновения тёплой человеческом руки по телу пробежала приятная дрожь, а постоянная нудная боль в левом боку вдруг куда-то исчезла.

– Ты не думай, я ведь всё понимаю. Тайга, брат, она слишком жестокая женщина. А где её нынче найдёшь, добрую-то? Эта хоть, по крайней мере, скажет всё сразу и в лицо. Не станет лгать и заискивать. Её отношение к тебе не изменится ни через год, ни через пятнадцать лет, если только ты сам не изменишь своё отношение к ней. Такой уж характер, понимаешь? Никогда не станет хитрить и не ударит сзади. Главное, относись к красавице с должным уважением, и она тебя не обидит. Ты посмотри вокруг-то, люди словно сдурели. Повсюду кровожадные идолы, звенящие золотом, и равнодушные истуканы, равномерно поедающие пищу в течение дней, месяцев, лет. И никому нет до чужой беды совершенно никакого дела, пока их лично это не коснётся. Люди становятся похожими на слепых котят, которые даже не подозревают, откуда нужно ждать следующего удара. А он, будь спокоен, последует незамедлительно и как раз оттуда, откуда его меньше всего ожидаешь. Ну, да ничего. Ты нос не вешай. Всегда смотри судьбе в лицо и иди до конца. Но тебя этому, я вижу, учить не нужно. Одна из основных жизненных истин довольно хорошо расписана на изорванной шкуре. Умереть ведь всегда легче, и на это ума много не нужно. Вот так-то, брат.

Человек ещё раз потрепал его шею и не торопясь пошёл в дом. А волк так и остался лежать, даже не шелохнувшись, возле тарелки с мясом. Дяде Фёдору вдруг показалось, что он прекрасно его понял и даже приоткрыл пасть, чтобы сказать что-то в ответ, но, передумал, лишь слегка кивнув головой в знак согласия.

– Ну, вот и хорошо, – проговорил старик, закрыв за собой дверь.

А серый опять остался лежать наедине с самим собой и со своими мыслями. В эти минуты перед глазами вновь и вновь прокручивалась вся прошлая жизнь.

Мать свою он не помнил, а отца и тем более. У него никогда не было друга, который мог бы вот так ласково положить руку на голову. У него никогда не было да, пожалуй, уже никогда и не будет также очень многого из того, что всегда было, есть и будет у других. Но зверь, как ни странно, стал сейчас совершенно равнодушен ко всем благам цивилизации и даже к той тарелке с едой, что стояла у него перед самым носом. В душе царил покой. Ведь рядом есть друг. Друг, вдвоём с которым будет легче остаться в живых в этом безумно, бессмысленно жестоком и диком мире.