Андрей Ларченко-Солонин - Инок

Наконец, не торопясь поднявшись и отряхнув в лучах восходящего солнца намокшую от холодной утренней росы шкуру, бродяга поплёлся восвояси.

В тайге в последнее время стали происходить довольно странные вещи, и это сильно его беспокоило. Раньше всё было ясно. Окружающий мир казался простым и предсказуемым.

«Люди с ружьями – это охотники. Они враги, и их нужно бояться. Но охотники всегда стреляли либо в меня, либо в таких же, как я, и никогда не убивали друг друга. Сейчас здесь появилось слишком много людей, и все они с ружьями. Но самое странное заключается в том, что охотятся незнакомцы на себе подобных, а стреляют вообще во всё, что шевелится. Более сильные, превосходящие числом и умением, преследуют слабых. Тех, кому не удаётся уйти от погони, убивают. Убивают, но не едят. Зачем же они тогда их убивают? К чему нужна вся эта кровь?»

3верь тоже убивал, но лишь для того, чтобы выжить. Людей, как правило, вообще никогда не трогал. Быть может, он просто чего-то не мог понять потому, что не знал, что такое деньги? Хотя вряд ли это так на самом деле. Ведь зелёные и хрустящие бумажки здесь – всего-навсего мусор, и не более того.

«Ко всему прочему, оказалось вдруг, что среди людей встречаются совсем даже неплохие двуногие существа. Взять хотя бы того старика, что живёт по другую сторону хребта. Он спас дикого зверя от смерти ещё в юности. Или вот его молодой дружок, что поселился у лесных людей. Сейчас этот человек спасается от смерти бегством. Люди, которые идут по его следу, сильно хотят крови. Но зачем? Пожалуй, стоит посмотреть на то, чем всё это закончится».

Срезав угол, быстрыми шагами направился в сторону скал, что гордо громоздились на одной из вершин увала. Там тропа делала крутой изгиб.

«Люди должны встретиться именно на этой вершине».

Ветер все усиливался. Временами не на шутку разыгравшийся забияка с таким диким остервенением начинал трепать верхушки красавиц елей, плотной стеной стоявших у него на дороге, что деревья скрипели и стонали, не в силах больше всё это терпеть и словно молили о помощи.

А быть может, тайга просто из-за чего-то сильно сердилась. То, что она может стать ласковой и доброй матерью, точно так же, как беспощадной и злой мачехой, серый знал не понаслышке. Он прекрасно помнил, как весной чуть не утонул в мутной воде взбесившейся речки, как спасался от пуль охотников и медвежьих когтей в тех же мутных водах.

Неприятный озноб пробежал по телу.

«Стонет. Видно, душу твою тоже чем-то растревожили». Одинокий скиталец стоял, прислонившись к шершавому стволу огромного старого дерева и слушал его больное, прерывистое дыхание. Больше всего на свете он хотел бы сейчас что-то сказать и этим деревьям, и этим людям, но не знал таких слов, не мог произнести тех звуков, которыми можно было бы выразить то, что творилось внутри в эти минуты. Если только слова вообще стали бы уместны.

«Если нечего сказать, то лучше молчать».

«Если некуда идти, то лучше сидеть на месте».

«Если не собираешься нанести удар, то лучше не доставать оружие».

«Если нет цели в конце пути, то и дорога теряет всякий смысл».

«Эти двуногие существа гораздо умнее меня. Но как они не могут понять таких прописных истин? Не могут наслаждаться светом солнца и журчанием ручья, не слышат музыку леса, не видят его простых и в то же время непревзойдённых пейзажей, несомненно, достойных пера художника. Они видят свет лишь через призму своих корыстных побуждений. Их влечёт вперёд лишь жажда наживы и ненависть. Что же, скорее всего они получат именно то, чего заслуживают. Человек, по следу которого идут незнакомцы, гораздо сильнее и быстрее своих преследователей. Но он, благороден, наверное, даже слишком, как и большинство по-настоящему сильных телом и духом людей, и, несмотря на грязную одежду, принадлежит к особой касте самых лучших из двуногих существ».

Таково было мнение зверя. И он мог его обосновать. Ведь такие как этот, спасали ему жизнь, тогда как остальные всегда пытались её отобрать.

Совсем несложно распознать человека по взгляду, полному ненависти и злобы, либо, напротив, сострадания и теплоты. И вот именно в таких ласковых и добрых глазах посторонний никогда не увидит боль и отчаяние. Такие люди, не выносят жалости и порою беспощадны даже по отношению к самим себе.

Наверное, именно поэтому серый никогда не нападал на лесных людей. Даже тогда, когда, изнемогая от усталости, терял последние силы от голода. И причиной этому, скорее всего, стало не просто уважение. Наверное, он понимал каким-то своим, особенным звериным чутьём, что, даже получив смертельную рану, житель леса, всё-таки найдет в себе уже не существующие силы для того, чтобы в предсмертных судорогах сжать свои сильные руки на его горле. Но и это, пожалуй, было еще не главное. Вместо этих людей придут другие, с пилами и топорами, и сведут тайгу под корень. А если не станет тайги, то не станет и жизни.