Владимир Царицын - Его турецкий роман

И продолжал жить.

Он писал романы и проживал жизни своих героев. Реальные чужие жизни Пругова не волновали. Впрочем, как и своя собственная.

Осознание того, что жизнь прошла мимо, пришло к Пругову в уютном американском ресторане. Напротив него сидел его сын, такой родной и, вместе с тем, такой чужой, а рядом с ним сидела совсем уж чужая американская женщина, большеротая и холодноглазая и совершенно не понимающая ни русской речи, ни, тем более его, Пругова, мыслей и чувств. Серега и Кити улетали на Кубу. Они торопились, и даже времени, чтобы проводить его в аэропорт у них не было.

Немного оклемавшись в России, приказав себе не думать о сыне и о своем одиночестве, Пругов взялся за очередной роман. Обычно писал он быстро и никогда не вычитывал написанное, предоставляя это делать редакторам и вносить правки самостоятельно. На этот раз дело не спорилось. Сюжет у него вышел так себе, без изюминки, а герои получились бракованными клонами персонажей его прежних произведений.

Каждая фраза - шаблон. Он писал и переписывал заново, а получалось все хуже и хуже. Когда через три месяца Пругов нес рукопись в издательство, он понимал, что несет полное говно. Редактор молчал долго, ответил только через две недели.

- Андрюха! Ты что мне принес? Ты это сам писал?

- Так плохо?

- Не то слово! Если бы на титуле не значилось: "Андрей Костров", то скорей всего я твою рукопись прочтя пару глав, выбросил бы в корзину для бумаг.

- Выбрасывай, - зло сказал Пругов.

Редактор посопел в трубку и спросил осторожно:

- Может, это так…, временный, так сказать, упадок творческой энергии?

- Говори прямо - исписался, старый хрен.

- Я так не думаю, - бодро возразил редактор. - Ты просто устал.

За прошлый год в свет вышло три твоих романа. Все стали бестселлерами. Как, впрочем, и прежние двадцать девять. Просто ты устал, - повторил он. - Может тебе съездить куда-нибудь? Отдохнул бы…

Я уже съездил, хотел сказать Пругов. И отдохнул…

- А эту рукопись, я слегка подчищу, отшлифую и запущу в работу, - пообещал редактор. - Думаю, пролезет…

- Спасибо, - мрачно поблагодарил редактора Пругов. Слово

"пролезет" добило его окончательно.

"Нет, надо что-то делать! - подумал он. - Менять жанр?

Кардинально? Писать психологическую прозу? О жизни. А о какой жизни?

О той, что прошла мимо?".

Пришла Наташка, и он на время отвлекся от тяжелых мыслей.

- Хочу отдохнуть, - сказала она, отстранившись. - Ужас, как устала.

- От чего?

- От жизни.

- Так умри, - серьезно посоветовал Пругов. - Могу подсказать с десяток способов.

- Не-а, - сказала Наталья, вставая с кровати, и уже из душа жизнерадостно крикнула перед тем, как включить воду: - Поживу еще!

Пругов закурил, встал и подошел к компьютеру. Создав новый вордовский файл, написал: "Поживу еще" и поставил многоточие вместо восклицательного знака, который он услышал в Натальиной фразе.

Когда Наталья вышла из душа, он, даже не взглянув на нее, потому что привык, как к жене, спросил:

- Далеко собралась?

- Домой побегу. Славик этой ночью из командировки прилетит. Я его дома должна ждать. Как и положено верной жене.

- Я хотел поинтересоваться, где ты отдохнуть решила, верная жена?

- Не поверишь, в Таиланд хочу. Мы туда со Славиком на прошлый

Новый год ездили. Еще хочу. Поедешь со мной?

- И со Славиком?

- Славик не может. У него бизнес. Безостановочный процесс. Он только на Новый год может. У него в январе застой в работе. А я сейчас хочу, невтерпеж. Так что, поедешь? - спросила в надежде, что он откажется.

- Нет, - Пругов отрицательно покачал головой. - Поезжай одна. Я не любитель восточной экзотики.

- Как хочешь, - пожала плечами Наталья.

"А что я хочу? - подумал Пругов. - Хочу я куда-нибудь уехать?

Нет, не хочу. Но поеду. Куда? А какая разница? Хоть в Турцию. А что?

Почему бы и не в Турцию? Отдохну, поброжу по античным развалинам, приведу мысли в порядок, подумаю о смене жанра…А то закручу с какой-нибудь отдыхающей роман. Турецкий роман. Быстрый, легкий и жаркий, как турецкая ночь. Глядишь и депресняк свой излечу".

Пругов молча смотрел, как Наталья одевается, и мечтал лишь о том, чтобы она поскорей ушла. Закрыв за надоевшей любовницей дверь, он вернулся к компьютеру, постоял над ним в задумчивости, сохранил набранный пять минут назад текст и дал название файлу - "Турецкий роман".

На следующий день Пругов купил путевку и через неделю бережно повез в Турцию свое отвратительное настроение.

Надежда всхлипнула во сне. Пругов нежно погладил ее по обнаженному плечу и успокаивающе сказал: