Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист (журнальный вариант)

Листаю последний альбом своего приятеля, и у меня мутится в глазах. Сквозь слезы работы Жонвеля становятся похожи на снимки Дэвида Гамильтона. [142] Дэвид Гамильтон – английский фотограф, режиссер. Думаешь, я оплакиваю друга? Какое там, я реву от страха.

Мне повезло: моя лень замедляет выдачу нетленок на-гора. Я издаю по роману раз в три года. Такая нерасторопность вызывает любопытство. Литературным лодырям часто везет (Дж. Д. Сэлинджер, Антуан Блонден, Бернар Франк, Альбер Коссери…). Критики благодарны им за то, что они их не заваливают работой.

Профессор Гренобльского университета опубликовал литературный памфлет «Литература без желудка», в котором он расправляется со всеми успешными авторами. Анго, Даррьёссек, Бобен, Соллерс, Ролен, Туссен, Делерм – все там будем, в том числе ваш покорный слуга. Один лишь Уэльбек вышел сухим из воды. Ай да Мишель! Уэльбек – это Мак-Гайвер [143] МакТайвер – герой одноименного американского сериала. от литературы: что бы ни случилось, он в шоколаде.

Однажды Жан Ко [144] Жан Ко – сценарист, секретарь Ж.-П. Сартра. случайно столкнулся со своим кумиром Полем Леото. [145] Поль Леото (1872–1956) – французский писатель, эссеист. И тут же попросил назначить ему встречу:

– Могу ли я зайти к вам в четверг?

– Что вы! – ответил Леото. – В четверг я умру.

Ко увиделся с ним в среду, назавтра Леото умер. Вот две морали сей правдивой истории:

1. Гении всегда держат слово.

2. Не надо до отказа заполнять свой ежедневник.

Я думал, что меня разбудил луч солнца, но было всего 4 часа утра, горела лампа у изголовья, но тебя не было рядом, а в телевизоре рябил снег. Во власти страшных сомнений я позвонил Людо и напал на тебя. Я повесил трубку, ничего не сказав. Не хотел, чтобы ты знала, что теперь у меня есть доказательства. Не терять же лучшего друга и любимую женщину только потому, что они спят вместе.

Поначалу, на манер Виктора Гюго, я хотел быть Шатобрианом или никем. Потом, старея, я пересмотрел свои запросы. Антуаном Блонденом или никем, решил я. На следующий год – Фредериком Даром или никем. Потом Чарльзом Буковски или никем и Филиппом Джианом или никем, а теперь – Оскаром Дюфреном или никем. Кем угодно, лишь бы не никем.

Ох, вот и она, вошла, ищет меня взглядом в ресторане, набитом мудаками, переживает, что опоздала, а я злился, что она заставляет меня ждать, сидел один за столиком в сигаретном дыму, вокруг ваннабишки [146] Фанатки (от англ. «want to be/wanna be», «хотеть быть»). Слово появилось в 1980-е и первоначально относилось к поклонницам Мадонны. хихикают, чего это Оскар сидит один, бедняжка, его продинамили, на фиг тогда книжки писать, если тебя так кидают, но стоит ей войти, как я прощаю ее, и кайфую, и длю это мгновенье, чтобы насмотреться на нее, пока она меня не видит, так вот какое у нее лицо, когда меня нет рядом, – сосредоточенное, серьезное, озабоченное, – я отнюдь не против ждать тебя часами, и за это тоже я тебя люблю: ты первая женщина, ради которой я употребил слово «отнюдь». Как можно ревновать к такой красавице? Все те, кто тебя хочет, – нормальные люди. Я не заслужил эксклюзивного права. Лишить других возможности воспользоваться такой красотой было бы верхом эгоизма. Чудо нельзя запереть на замок. И я настоятельно прошу тебя оставаться всегда такой же красивой, чтобы я мог и дальше тебя любить, пока смерть не разлучит нас.

Сразу после обеда с Жан-Рошем в «Авеню» отправляюсь на встречу с Робером Ю в штаб-квартиру Коммунистической партии Франции. Вот вам дайджест моей бурной жизни в искусстве. Какая-то логика в этом наверняка есть, только какая? Можно ли быть социал-«крутышкой» (современный вариант старого ярлыка «социал-предатель»)? Мне очень нравится здание Оскара Нимейера (мы, Оскары, должны держаться вместе). Робер Ю рассказывает мне, как человек, который создал город Бразилиа (он все еще жив – ему 94 года), начертил в Копакабане «за так!» это здание в форме серпа и молота. В Музее «Жё де Пом» на площади Согласия ему посвящена ретроспектива. Все архитекторы – сбрендившие мегаломаны: Гауди, Ле Корбюзье, Нувель, Нимейер. Потому что в отличие от политических деятелей они быстро просчитывают последствия своих деяний.

Кафка все профукал (любовь, дружбу, семью) ради дела своей жизни. Мне бы явно недостало мужества. Не хочу быть печальным, но великим. Ни несчастным автором глубоких произведений. Я страдаю от нехватки депрессии. Самое смешное, что мои друзья часто говорят в мою защиту, что я не тот, за кого меня принимают, что за маской светского клоуна прячется совершенно другой человек. Одиночество, боль, крик о помощи… Я им крайне признателен, но порой я думаю – а что, если за маской ничего нет? А вдруг я просто суматошный найт-клуббер, пустой фигляр, записной хохмач, и все? Может быть, я вовсе не писатель, раз мне чужда жертвенность? В любом случае, пока я сам не поверю в то, что я писатель, в это не поверит никто.