Владимир Романовский: Русский боевик

Нужно было начинать репетицию, но разразился прямо на сцене дичайший скандал. Василиса Бежкина, дорвавшаяся к сорока пяти годам до исполнения титульной роли в опере итальянского композитора Джузеппе Верди «Аида», кричала надрывно, открытым голосом, рискуя повредить связки, что это, блядь, мусульманский заговор против нее, и что черножопые наконец узурпировали власть, а жиды в лице ответственного за художественную часть Бертольда Абрамовича Штейна, им потакают, ибо продажны. Помощник дирижера Алексей Литовцев возражал писклявым голосом, время от времени бросая палочку на пульт, и грозил скорым появлением в театре страшного Валериана. Бас Димка Пятаков, по задумке поющий партию африканского вождя, насмешливо сообщил, что Валериан не то в Нью-Йорке, не то в Лондоне, и дела ему до нас нет никакого. Василиса на это единожды взвизгнула в том смысле, что сука Валериан — тот же мусульманин, и справедливости от мусульман ждать не приходится русскому человеку (это она имела в виду себя). Абдул Рахманов, тенор, готовящий партию эффектной внешности воителя Радамеса, бледнел восточной бледностью, кусал губы, раздувал крупные ноздри, и молчал, яростью переполняемый. Бертольд Абрамович Штейн, в самом начале скандала крикнувший проникновенно, что не потерпит в театре антисемитизма, и удалившийся в артистическую, вернулся и зычно потребовал, чтобы все заткнулись на хуй.

Аделина, прибывшая в театр через две минуты после начала скандала, стояла у правой кулисы, постепенно вникая в суть перебранки.

Оказалось, что Симка Кедрина, коей предписано было исполнять партию дочери Фараона, жестокой Амнерис, совершенно неожиданно подписала договор с каким-то замшелым немецким театром, не то в Дюссельдорфе, не то в Кельне — в данный момент кто-то из администрации спешно выяснял, с каким именно, и есть ли в Дюссельдорфе оперный театр. По идее, Симка не имела права этого делать, поскольку репетиции уже начались, а контракт с главным театром Санкт-Петербурга — все-таки не хуй собачий. Но, поразбиравшись в бумагах, администрация обнаружила совершенно неприличный факт, а именно, что никакого договора в Питере у Симки нет. Симку пристроил в прошлом сезоне ее меценат, человек степенный и влиятельный во многих смыслах, с добродушно-надменным лицом, и договор намеревались подписать, чтобы все выглядело делово, а не как в борделе в Купчино, но Симка отгудела Полину в петрухином шедевре, а затем Маддалену у Верди, и все так удивились, что она вообще может петь, что о договоре как-то забыли.

И вот теперь эта шлюха Симка, укравшая, как утверждала Василиса Бежкина, новые английские туфли из ее артистической, укатила, возможно в этих самых туфлях, в Германию, и получалось, что «из-за этой гадины, которой в „Аиде“ и петь-то нечего» (по мнению Василисы) — представление срывалось, поскольку до премьеры оставалось три недели. Ну не Полоцкую же ставить главной на партию Амнерис! И если, допустим, ее все-таки поставить главной, чего делать нельзя, то кто же останется в запасе? А если Полоцкая вдруг заболеет и умрет, не Бертольду же Абрамовичу исполнять партию Амнерис?

При упоминании Бертольда Абрамовича в роли Амнерис Димка Пятаков съехал по заднику на пол и захохотал раскатисто басом. Алексей Литовцев бросил палочку на пюпитр.

Аделина ждала. Она прекрасно понимала, что настал ее звездный час. Она была готова. Спешить некуда — она просто постоит у кулисы, пока ее не заметят.

Ее заметили.

— Полоцкая! — Литовцев уперся потными от артистической нервозности руками в пюпитр. — А займи-ко, душа моя, вон то место, вон, видишь? И начнем-ка мы прямо с дуэта.

— Это как же! — возразил Бертольд Абрамович, вытирая плешь бумажной салфеткой и щурясь близоруко. — Это не согласовано пока что!

Все молча уставились на него. От этого всеобщего внимания Бертольд Абрамович слегка опешил, но собрался с мыслями и заверил:

— Согласуем, ничего. Вот и хорошо. И уж кстати… Аделина… прошу вас впредь не опаздывать на репетицию.

— Вишня и Доброхотов, — обратился Литовцев к кларнетисту и гобоисту. — Сейчас же перестаньте резаться в шахматы. Для этого есть специальные клубы и парки, коими славится наш город. Михаил Игоревич, отложите экономический журнал и возьмите в руки ваш, не побоюсь этого слова, непревзойденный тромбон, иначе, когда вернется Валериан, он вас уволит, и вы будете подрабатывать в джаз-клубе. Официантом.