Владимир Романовский - Русский боевик

Аделина встала напротив Абдула. Абдул, косясь на Литовцева, затянул тревожно. Аделина, вступив в нужном месте, поддержала, и дуэт они отпели замечательно. Абдул, правда, вскидывал зачем-то руки и шаркал в сторону правой ногой, как хоккейный вратарь. Затем отыграли с несколькими остановками первый акт вплоть до сцены благословения Радамеса в храме. На этом решили остановиться.

«Я и Верди» — так называла Аделина свою работу с партией гордой Амнерис. Ни Бизе, ни Чайковский не сочетались так гармонично с ее голосом и душой. В моменты, когда и оркестр, и партнеры играли и пели достойно, Аделина чувствовала, как каждая нота в ее партии сливается с каждой частицей вселенной — интервалы становились масляными, низкие ноты резонировали в каждой частице тела. «Я — лучшая!» — хотелось ей крикнуть. «Никто, кроме меня и Верди, так не может!» Крикнуть хотелось, потому что, судя по реакциям, никто этого не понимал, и в перерыве, сразу после ее исполнения, партнеры вполне могли заговорить — о ценах, о поездках, и даже о атональной опере Берга «Лулу» — заговорить с привычной скукой в голосе, с привычным пренебрежением к тому, что только что произошло и то, что они, профессионалы со стажем, должны были, казалось бы, оценить. Эта особенность многих людей не воспринимать того, что казалось Аделине очевидным, помнилась ей с детства — с того момента, когда она вдруг услышала (на очень дорогой немецкой стереосистеме, купленной отцом для матери) Хабанеру в исполнении какой-то малоизвестной певицы. Пораженная, она обратилась тогда к матери, лет семь уже не бравшей в руки скрипку — «Это очень красиво, мама, да?» Мать, занятая разговором с подругой по телефону, и до замужества игравшая «Кармен» в оркестре множество раз, сказала — «Да, ничего, хоть и тривиально». Что такое тривиально, Аделина тогда еще не знала, но слово запомнила. Отец, как она позже выяснила, в музыке не разбирался. Друзья и подруги отрочества слушали в основном популярные группы — иностранные и русские — равнодушно произнося слова вроде «класс!» и «катит!».

На улице шел дождь, и нужно было ловить такси, а такси не было. К тому ж Аделину переполняли сильные чувства, настолько сильные, что даже не возникало желания поделиться с кем-нибудь радостью. Хотелось побыть одной, совсем одной. И она напрямки зашагала к Каналу.

Туфли, конечно же, испортятся — не такие туфли, которые Симка якобы украла у Василисы, подделка, но действительно стильные, хорошей кожи, английские туфли — ну и леший с ними. Прическа пропадет — пусть. Эффектное осеннее пальто намокнет — пусть.

Порыв ветра выдернул из руки Аделины зонтик и куда-то его уволок. Аделина поправила на плече сумку, сунула руки в карманы, и чуть ускорила шаг. Волосы лезли в глаза. Дождь хлестал по щекам. Ничего. Как легко дышится! Какой хороший день!

Через полчаса ходьбы под дождем она вдруг сообразила, что если сейчас простудится, то может сделаться конфуз. Эка дура безголовая. Она быстро огляделась. Не то, что такси — вообще машины все куда-то пропали среди бела дня. Аделина покусала губу, вытерла мокрым рукавом мокрое лицо, нерешительно подошла к краю тротуара, еще раз огляделась. Троллейбус — но остановка не здесь, а дальше. Как пользуются троллейбусом Аделина помнила очень смутно — лет десять уже не ездила. Нет, пешком до дома идти — большой риск. Нужно срочно в горячий душ. И чаю. Что ж. Мойка, второй этаж — это в двух шагах, не так ли. Не хочется делиться счастьем с матерью. Отца скорее всего нет дома, как всегда. Запрусь в спальне, приму душ, посмотрю телевизор, а там, глядишь, и дождь кончится. Эдька позвонит к вечеру, как обещал. Может, подбросит до дому. Впрочем, лучше бы не звонил.

Все оказалось не так, как она предполагала. Мать куда-то ушла, к каким-то сплетницам-подружкам, а отец, которому полагалось быть на Мер Нуар, оказался дома, вместе с четырьмя громилами, его охраняющими. Особняк притих из-за их присутствия, испугался.

— Здравствуй, дочь, — сказал отец.

— Привет, папа.

— Промокла? Ну, иди, переоденься.

Они коротко поцеловались.

Стаскивая с себя в спальне мокрую одежду, Аделина подумала, что как-то странно сегодня выглядит отец. Какой-то он обычный. Нет самоуверенности, нет авторитетности. И мыла нет в ванной. Это никуда не годится! Что ж, горничная забрала мыло, что ли? Зачем? Горничным хорошо платят, зачем ей красть мыло?

Накинув шелковый халат, босая, Аделина вышла в коридор. Соседняя дверь — одна из гостевых спален — оказалась неожиданно запертой. Черт знает, что такое. Ага, вон горничная идет. Бездельница.