Коридор повернул налево, появился поручень, идущий вдоль стены. За поручнем возвышались двое, большого роста и могучего телосложения, средних лет мужчины в официальных костюмах — блондин и шатен. Выражение лиц у обоих было суровое, но в суровости этой наличествовала отеческая доброжелательность. Шатен сделал знак какому-то пассажиру, очень смуглому, с оливковой кожей, и продолговатыми ноздрями, подвернутыми кверху. Блондин остановил мулата.
— Позвольте ваш паспорт, — с вежливой суровостью сказал он.
Мулат поставил кейс-атташе на линолеум, сунул руку во внутренний карман, и вытащил паспорт. В паспорте говорилось, что он американский натурализованный гражданин, родившийся в Швеции, а зовут его Джон (или Йон, кому как нравится произносить) Петер (или Питер) Хеннинг. Блондин перевел серые глаза с паспорта на мистера Хеннинга.
— Вы в данный момент откуда прибыли? — спросил он с достоинством.
— Из Великобритании, — с достоинством ответил мистер Хеннинг, и чуть улыбнулся.
Блондин рассмотрел печати на паспорте мистера Хеннинга.
Убедившись, что прононс у Хеннинга «транс-атлантический», блондин приметно просветлел.
— А помимо Великобритании где-то еще побывали в этот раз?
— Да, конечно.
— Где же?
— В Швеции и в Германии.
Серые глаза тепло посмотрели на Хеннинга.
— Добро пожаловать домой, — сказал блондин, отдавая Хеннингу паспорт.
Пройдя после этого официальный таможенный контроль и получив с конвейера свой чемодан, Хеннинг легким беззаботным шагом прошел к стоянке такси. Толстый черный таксист нехотя вылез из-за руля и открыл багажник.
— Куда едем, брат? — спросил он лениво.
— Верди Сквер.
— Это где?
— Семьдесят Вторая и Амстердам.
— Ясно. Через Баттери-тоннель поедем?
— Нет. Через мост Квинсборо.
— Через Трайборо быстрее.
— Это так кажется. Не обращайте внимания.
— Там пробки.
— Везде пробки. Не волнуйтесь, я дам на чай. Много.
У Сквера Верди Хеннинг зашел в бар и, втиснувшись вместе с чемоданом в туалет и заперев дверь, быстро переоделся в джинсы, кроссовки, свитер, и спортивную куртку. Костюм, пальто, и ботинки он пихнул в чемодан.
Зайдя в знакомую, «французским способом», химчистку и подозвав одного из китайских служащих, он отдал ему чемодан на хранение до завтра. И сунул служащему двадцатку. Можно было оставить чемодан в автоматической камере хранения на автовокзале или на Пенн Стейшн, но камеры эти, показанные во всех голливудских боевиках, находятся под пристальным вниманием нью-йоркской полиции, что Хеннингу было совершенно ни к чему. Пусть их Голливуд развлекает, полицейских.
Он позвонил Хьюзу, и Хьюз, оказавшийся в неурочный час дома, вышел на Бродвей и встретил Хеннинга в забегаловке, специализирующейся на бубликах с рыбой и кофе. Одет он был в псевдо-богемного покроя неделовой костюм — ни дать не взять новое поколение профессуры Колумбийского Университета.
Оба купили себе кофе, сели за столик у окна.
— Как человек слова, — сказал Хеннинг, — я готов исполнить вашу просьбу.
— Russian or English? — по старой памяти спросил Хьюз.
— Давайте по-русски. Смешнее.
— Все бы вам зубоскалить.
— А что? Давеча смотрел по ящику комика этого… седой такой… совершенно не смешно. Вообще все комедийные шоу стали не очень смешные. Унылые какие-то. Я совершенно точно знаю, что дело не в моем возрасте — я наизусть помню некоторые реплики из разных шоу двадцатилетней давности. И Косби, и Мерфи тогда действительно развлекали, и даже Робин Уильямз иногда, хоть и не часто, говорил забавные вещи. Сейчас все шутки стали какие-то…
— Идеологические, — подсказал Хьюз.
— Да. Ну так чем же я могу вам помочь?
— Не знаю, можете ли.
— Попробуем.
— Дело такое, Милн… Давеча прихожу в банк…
— Так…
— Вставляю карточку…
— Так…
— А денег на счету нет. Хотя я точно помню, что должно быть около тридцати тысяч. Иду к клерку. Начинают выяснять. Находят какую-то непонятную ошибку. Исправляют. Деньги появляются, но на исправление уходит полтора часа. До этого мне отключают телефон за неуплату, хотя в моей жизни ни разу не было случая, чтобы я не оплатил счет вовремя. Каждый вечер мне звонят по десять раз непонятные личности. Не рекламные агенты, а именно непонятные личности. В ящике у меня лежат письма на мое имя из непонятных стран, от нелегальных деловых образований — впору дело шить. Давеча мне объявили выговор на работе, за то, что я некорректно обошелся с какой-то блядью, которой я выписал штраф — хотя какой к свиньям штраф, когда я в форме не ходил лет десять уже, и квитанции с собой не ношу. Какие-то все время мелкие недоразумения. Можно сказать, что это такая…
Читать дальше