— Принимайте, товарищ майор, — доложил старший сержант, подтолкнув задержанного к барьеру, разделявшему дежурку на две части, и выложил перед майором его паспорт. — Пинал машину.
— Чем? — полюбопытствовал дежурный.
— Ногами.
— За что?
— Не могу знать.
Майор скользнул заинтересованным взглядом по молодой женщине, вошедшей вслед за патрульными, по ее белой широкополой шляпе, по стройной фигурке и уточнил у старшего сержанта:
— Датый?
— Вроде нет.
Майор перевел взгляд на молодого человека:
— Даже пива не пил?
— Не пил!
— А зря. Сейчас бы холодного пивка — в самый раз. Работаешь-то кем?
— Художник.
— Он художник! — развеселился старший сержант. — Репин! Там ремонту штуки на две баксов! Понял, Репин? Плюс потеря товарного вида!
— Художник, значит, — повторил майор. — А это мы сейчас проверим. Ну-ка, манера живописи из десяти букв, первая «п», четвертая «н»?
— Пуантилизм, — буркнул молодой человек.
— Сходится! — обрадовался майор. — Теперь верю — художник. Выражался?
— Кричал: «Блевотина». Это выражался?
— Как посмотреть. Слово, конечно, цензурное, но вполне может расцениваться и как нарушение общественного порядка. Все зависит от того, где, когда и при каких обстоятельствах. Если я скажу, извините, — обратился он к даме, — «жопа», это что? Ничего, просто я невоспитанный человек. А вот если я скажу «Ты жопа» или, извините, «Вы жопа», это что? Это уже оскорбление личности, статья сто тридцать, часть первая. Сопротивление при задержании оказывал?
— Дергался немного.
— Вот — дергался! — раздумчиво повторил майор. — Это тоже как посмотреть. Дергаться можно на административное. А можно и на хулиганку. Что будем делать, художник? Ущерб возмещать будешь? Или сажать?
— Сажайте! Мне все равно!
— Какой ты шустрый, однако! — укорил майор. — Сажайте! Это же сколько бумаг нужно написать! Тебе легко говорить: сажайте! А людям работа. Ты думаешь, нам здесь нечего делать, кроме как тебя сажать? Давай так. Машину гражданке повредил? Повредил. Ущерб возместить должен? Должен.
— Не обеднеет! — презрительно бросил задержанный.
— А вот это, парень, не твое собачье дело! — прокомментировал дежурный и приказал патрульным: — В «обезьянник». Пусть посидит, подумает.
— Господин майор, позвольте объяснить, — вмешалась в разговор дама. — Только, если можно, тет-а-тет.
Не дожидаясь разрешения, она вошла в служебную часть дежурки и доверительно наклонилась к майору:
— Мне неловко об этом говорить. Но… Произошло недоразумение. Этот молодой человек — мой любовник.
— Да ну? — удивился майор.
— Чему вы удивляетесь?
— Нет, это я так. Любовник, значит. Понимаю. Бывает, дело житейское. И что?
— Мы поссорились. Он и сорвал зло на моей машине — мне ее недавно подарил муж.
— А почему не на вас? Это было бы как-то… понятнее.
— Но он же воспитанный человек. Давайте на этом закончим. Никаких претензий у меня к нему нет. У вас, я надеюсь, тоже?
Она извлекла из сумочки стодолларовую купюру и рассеянно повертела ее в руках, словно не понимая, что это такое и что с этим делать. С таким же рассеянным видом, глядя в сторону, дежурный выдвинул нижний ящик письменного стола. Банкнота спланировала в него, как бы случайно выпав из руки. Майор коленом задвинул ящик и озабоченно поинтересовался:
— А если он снова… а?
— Он больше не будет, — успокоила его дама.
— Не будешь? — подозвав художника, строго спросил майор.
— Сажайте, суки! — завопил тот. — Ненавижу!
— Успокойся, милый. Господин майор, было очень приятно познакомиться с вами. — Дама уверенно взяла художника под руку. — Пойдемте, Иннокентий.
Они вышли. Дежурный посмотрел сквозь пыльное окно, как дама садится за руль «мазды» и открывает для художника вторую дверь. Озадаченно покачав головой и даже почесав в затылке, обратился к мужчине лет сорока в штатском, который на протяжении всего разговора молча сидел в углу дежурной комнаты и просматривал журналы задержаний, одновременно с любопытством наблюдая за происходящим:
— Ты понял, Мартынов? Во люди живут! Любовник — а как звать, не знает! Какой же он Иннокентий? Он Константин. Константин Егорычев!
* * *
Штатский был майором милиции Георгием Мартыновым, старшим оперуполномоченным МУРа, специализирующимся на расследовании преступлений сексуального характера — работал в «полиции нравов», как называли его и его сослуживцев на Петровке. Происшествие, свидетелем которого он стал, позабавило его и вскоре забылось.
Читать дальше