Николай Райвич - Избранное

Под вечер в избу ворвался батька Махно с окровавленной шашкой.

— Где красные?! — орёт.

— А в Хряковке, — пошутил отец Никифор.

Уже ложась спать, услышал он канонаду, глянул в окно — над Хряковкой зарево.

— Ишь, воюють, — усмехнулся отец Никифор.

Отец Никифор любил ходить на поминки. Так бывало разгуляется!..

Однако, вёл себя сдержанно и никаких скабрезностей не допускал.

Николка Ебанько полез в церкви крышу чинить, да и свалился. Лежит, не шевелится. Послали за отцом Никифором. Тот как раз в бане парился. Оделся наспех, побежал к церкви, а тут его ещё шмель в шею укусил.

Бросился он на колени возле Николки, возопил:

— Господи! Да что ж такое делается! Люди набожные и работящие мрут, а эти, — на мужиков столпившихся указал, — живут, паскуды, и шмели их не кусают!

Тут Николка сел, головой трясёт, перегаром от него за версту разит.

Встал тогда отец Никифор, печально посмотрел вокруг себя:

— Уйду я от вас на хуй, — говорит. — в Иерусалим.

Как-то раз отец Никифор любовался на работу косарей, прислонясь к стогу сена, и сам не заметил, как заснул. И было ему чудное видение: будто явился к нему ангел небесный, весь в белом, и молвит: «Поведаю я сейчас тебе, отец Никифор, феньку одну. Коли послушаешь меня, первым станешь средь приходских священников и неоценимую помощь принесёшь отечеству…»

Возрадовался сердцем отец Никифор. Но тут ударил гром, и он проснулся.

«Парадокс,» — вспоминал потом этот случай отец Никифор.

Вскоре после Вербного Воскресенья Хавронья опоросилась. Довольный отец Никифор, бывало, по нескольку раз на день наведывался в хлев посмотреть на приплод.

А по вечерам, сидя на крыльце, с эадумчивой улыбкой раэмышлял над тайнами Творения, едва отвечая на приветствия возвращающихся с покоса мужиков.

Хотя и много было вокруг набожных старушек, но отец Никифор их не жаловал. На вопрос, почему он их не жалует? — Дуры они, — отвечал.

Любил отец Никифор слушать, как Николка Ебанько на гармошке играет. Нарочно в гости звал. Слушает, бывало, а сам плачет.

А из поэтов любил он Горация.

Отец Никифор сидел на крыльце и смотрел на луну.

— Вот так же, наверно, и отец Гавриил, что до меня тут был, смотрел на луну, — думал он, — да и раньше ещё, отец Амвросий, да и до него кто-то, бог его знает, да и прежде ещё… Все умерли. И я тоже умру. И попадья… И даже Николка Ебанько, хоть молодой ещё и крепкий такой. И священник новый, что заместо меня придёт. Хоть он, может, церковь покрасит. А когда-нибудь, глядишь, и новую построют. Ведь и этой когда-то не было… Хорошо!..

Отец Никифор с ярмарки всегда попадье подарок привозил. То бусы купит, то платок какой. А попадья потом всё перед зеркалом крутится, довольная. Да и сам отец Никифор доволен, смотрит на неё, радуется: «Ну и баба у меня, ну и дура!»

В конце августа отец Никифор ушёл в Иерусалим. Вроде и не собирался, а только встал однажды утром чуть свет:

— Всё, — говорит, — пора, пойду я.

Попадья рыдает, однако вещичек да пирогов в дорогу собрала. Обошёл он в последний раз двор, в хлев заглянул, обнял попадью и ушёл.

Навсегда ушёл. В последний раз его в Калязине видели.

В Иерусалиме отцу Никифору не понравилось.