События, происходившие в мире, мало затрагивали тихий Пуатье и семейную жизнь Фуко.
Вилла на побережье была построена в первые годы Великой депрессии; резкие заявления Гитлера подвергались в прессе изощренным насмешкам, а бархатно-нежные записи Мориса Шевалье крутились на фонографе.
Когда Полю-Мишелю было десять лет, он видел, как первые беженцы — жертвы гражданской войны в Испании — бродили по улицам Пуатье.
Три года спустя Германия напала на Польшу, начав Вторую мировую войну, и семья в последний раз вернулась после летних каникул из Ла Боль. К тому времени, когда Фуко исполнилось четырнадцать, нацисты вторглись во Францию, и французская армия беспорядочно отступала.
Смятение охватило даже Пуатье. С непреклонным безрассудством главного хирурга в операционной, доктор Фуко руководил созданием отрядов скорой помощи в городе. Его жена старательно приглаживала растрепанные перышки и убедительно доказывала, что все идет как надо.
Маленького Поля-Мишеля, который все еще носил школьную форму, все эти события приводи ли в замешательство. Тем летом результаты его экзаменов оказались из рук вон плохими.
Стараниями матери его перевели в другую школу, после чего гадкий утенок превратился в лебедя. Этому примеру суждено было повторяться в его жизни. Фуко провалился на важных экзаменах, но когда он сдавал их во второй раз, то справился блестяще. В двадцать лет, со второй попытки, Фуко поступил в Высшую нормальную школу в Париже. Это была интеллектуальная оранжерея, где вращались все сливки французского студенчества.
Быть ее «студентом» означало пожизненно принадлежать к высшей касте. Соответствие стандарту всегда было нетипичным для Франции, и суперинтеллектуальные «студенты» часто были довольно странными. Но даже здесь Фуко вскоре стал резко отличаться от других.
К этому времени школьник-Петрушка стал исключительно вспыльчивым человеком. Год назад или немного раньше он постепенно осознал свою гомосексуальность. В то время это было противозаконно, а в Пуатье — просто немыслимо.
Поль-Мишель даже не мог обратиться к своей любимой матери за советом и утешением. К тому же он серьезно поссорился с отцом. Юный ПольМишель отказался следовать семейной традиции и не захотел становиться врачом. Медицина просто его не интересовала. Он убегал наверх, в свою комнату, хлопал дверью и с головой уходил в очередную книгу по истории. К тому времени, когда он во второй раз сдал экзамен в университет, можно было не сомневаться в его гениальности. (Его результаты были четвертыми во всей Франции.) Но нельзя было сомневаться и в том, что он обладал типичным для гения непредсказуемым характером.
В Париже он стал называть себя просто Мишель (опуская Поль, имя отца). Первые годы Мишеля Фуко в университете были чередой неприятностей.
Однажды он исполосовал грудь бритвой, в другой раз его задержали, когда он с кинжалом гнался за студентом, затем совершил неудачную попытку самоубийства, приняв большую дозу таблеток. Он сильно пил и время от времени баловался наркотиками (редкость для тех далеких дней). Иногда он пропадал ночами подряд, ковыляя затем в общежитие, осунувшийся, с запавшими глазами и в расстроенных чувствах.
Немногие догадывались о том, что случилось с ним на самом деле. Его мучило чувство вины за происходившее с ним во время его одиноких вылазок.
Фуко не мог жить один, а никто из студентов из общежития не хотел делить с ним комнату. Они смотрели на него как на опасного сумасшедшего, и блестящий ум только подчеркивал эти качества.
Неистовый и напористый в научных спорах, он не гнушался прибегать к грубой силе. Его сокурсники сторонились его, и у него начало развиваться психосоматическое расстройство. Долгие приступы и время, проведенное в одинокой кровати в изоляторе, избавляли его от необходимости сосуществования с теми, кто жил в общежитии.
Здесь он очень много читал, много даже по университетским стандартам.
В какой-то степени случайное увлечение Фуко историей теперь стало логичным. Он начал читать труды немецкого философа XIX века Гегеля, чья философия утверждала логическую связь и значение истории. Целью истории было ее долгое развитие до истинности разумного. Согласно Гегелю, «Все истинное — разумно, все разум ное — истинно». За лежащими на поверхности событиями спрятана структура истории. «История задаётся вопросом: что было и что есть? Философию интересует не то, что было, или то, что будет, а то, что существует сейчас и будет существовать всегда; ее интересует человеческий разум».
Читать дальше