Пол Стретерн: Гегель за 90 минут

Пер. с англ. Н.Мишиевой

1770 год — год рождения Гегеля — был знаменательным по нескольким причинам. В этом году в Кенигсбергском университете Кант защитил свою диссертацию «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и умопостигаемого мира». В этом же году родились поэты Гельдерлин и Вордсворт.

Начиналась эпоха лирической восторженности и сухой систематизации, крайнего объективизма и предельной субъективности. Европа стояла на пороге величайших перемен, подобных которым она не помнила со времен Ренессанса. В политике выражением этих перемен стала Французская революция, в искусстве — движение романтизма.

Тем временем промышленная революция ме няла облик континента. А всего через несколько лет после смерти Гегеля Маркс уже готовил почву для новой революции, которой в XX веке было суждено изменить облик всего мира.

Гегель не стоял в стороне от этих изменений.

Студентом он восторгался Французской револю цией, а затем (вполне в духе своего знаменитого диалектического метода) резко поменял свои убеждения и стал воспевать архиконсервативное Прусское государство.

Диалектический метод Гегеля породил самую громоздкую и могущественную систему в истории философской мысли, монолитную, как то государство, которое она должна была прославлять.

А Карл Маркс, впитав идеи Гегеля, разработал учение, которое породило самую громоздкую и могущественную политическую систему в истории человечества (любопытно, что многими своими чертами эта система поразительно напоминала Прусское государство).

Так диалектический метод действовал на практике — хотя, узнай об этом сам Гегель, он, вероятно, был бы удивлен.

«Величайшая наглость в преподнесении чистой бессмыслицы, в наборе бессмысленных, диких сочетаний слов, которые до сих пор можно было услышать только в доме для умалишенных, нашла, наконец, свое выражение у Гегеля; она сделалась орудием самой грубой из когда-либо известных мистификаций и сопровождалась успехом, который поразит потомство и останется в веках памятным свидетельством немецкой глупости». Так писал Шопенгауэр, коллега Гегеля по Берлинскому университету. Мы приводим здесь эти слова не для того, чтобы создать у читателей предвзятое мнение о гегелевской философии, а для того, чтобы предостеречь их. Для Гегеля фи лософия — занятие чрезвычайно серьезное, по этому договоримся сразу: никаких шуток. Как сказал один ревностный английский про поведник, который, выступая в Бате, заметил, что разговоры о геенне огненной только забавляют собравшееся послушать его избранное общество:

«Для смеющихся нет надежды».

Гегель создал небывало сложную философскую систему, понимание которой требует предельной концентрации. Поэтому Шопенгауэр, с его архиострым умом, похоже, просто не стал утруждать себя ее пристальным изучением.

С другой стороны, Георг Вильгельм Фридрих Гегель родился 27 августа в Штутгарте. Семья будущего философа насчитывала не одно поколение чиновников, а его отец служил в Вюртембергском казначействе.

В дальнейшем напоминанием о среде, в которой вырос Гегель, будет сильный швабский акцент, который он сохранит до конца своих дней, как и твердое убеждение в том, что скромность — один из главных признаков подлинной культуры.

У Гегеля было слабое здоровье, в детстве и отрочестве он перенес несколько тяжелых заболеваний.

В 6 лет мальчик чуть не умер от оспы.

Больше недели он ничего не видел, на лице впоследствии осталось множество оспинок. В 11 лет он перенес лихорадку, которой заразилась вся семья и от которой умерла его мать. А уже будучи студентом, заболел малярией и провел в постели несколько месяцев.

По мере взросления у Гегеля пробудилась тяга к чтению. Он читал все подряд: книги, газеты, трактаты по любым проблемам, которые только могли прийти ему в голову. При этом уже в раннем возрасте Гегель считал, что во всем должна быть система, и добросовестно переписывал в свой дневник отрывки из прочитанного. Эта, по его собственному выражению, «мельница цитат», ставшая для него настоящей школой педантичности, содержала высказывания по самым разным вопросам — от физиогномики до философии, от геометрии до ипохондрии. События из личной жизни заносились в дневник только в том случае, если они могли служить подтверждением какоголибо абстрактного принципа. Если же не происходило ничего достойного внимания, Гегель с подобающей ему серьезностью описывал причины столь плачевного положения дел.