Сергей Есин - Марбург

Салон Ил-86, где мое место, обслуживают две особенно вызывающие куколки. Как это они умудряются глядеть на человека, не видя его? А может быть, у них специфическое, нецветное, расплывчатое, как у собак, зрение? Что, интересно, у них в мозгах, когда они просят пристегнуть ремни, откинуть столики или поставить кресла в исходное положение? Эти две красавицы были какие-то особенные, с одинаковыми серьгами в ушах и цепочками на шее и запястьях, так иногда девушки из простонародья носят одинаковые кофты и юбки. Даже не верилось, что под форменными юбками и блузками находится теплое, живое тело. Зато девушки хорошо представлялись в виде персонажей из порнофильмов. Эдакие всевластные хозяйки при рабах. Одну, у которой на груди, в пластмассовом оконце, была надпись «Ст. бортпроводник Марина», я определенно смог бы представить затянутой в черную кожу амазонкой с хлыстом в руках, держащую на поводке, прикрепленном к ошейнику, своего счастливого раба. Раб, в черной кожаной майке, подобострастно, выпятив худой голый зад, облизывает черные лакированные туфельки хозяйки. Другая, у которой цепочек на шее было больше, в моем воображении сразу села на стул, вульгарно раздвинула ноги, и раб, в кожаном с металлическими заклепками и шипами ошейнике, высунув язык, подползал к ее разгоряченной промежности. У этой к пиджачку тоже прикреплена бирочка: «Бортпроводница Анжела».

Естественно, в виде одного из этих рабов я представил себя. Среднего роста седоватый господин, строгий, худой, с серыми глазами, одет в тон волосам и глазам в серый костюм-тройку, купленный в московском ЦУМе. Худощавые господа, которым есть что скрывать, обычно одеваются в костюмы-тройки. Метаморфозы воображения. Впрочем, к подобным интеллектуальным перверсиям, зависимым от собственного сознания, я уже привык. Воображение не посадишь на цепь. Свобода!

Можно было бы подумать и помечтать о чем-нибудь другом, например о лекции, которую предстоит прочитать сначала в университете студентам и преподавателям-русистам, а потом – в зале городской ратуши. Современное общество живет юбилеями. В юбилейные дни вспоминаем события, писателей города, чтобы на следующий день опять о них забыть. Чтение лекций дело привычное. Уже ушел в прошлое дрожащий пыл первых выступлений, все накатано, экспромты отработаны, если постараться и ввести себя в подобающий этим торжественным случаям транс, то можно возвыситься и до пафоса. Но и транс, внутреннее переживание тоже дело наживное. Выходит же на сцену, чтобы потрясти зал, знаменитый актер, только что жевавший бутерброд в буфете. То же самое и лекция – все зависит от человека: если получилось немножко хуже, значит сегодня талант дремал, а немножко лучше, следовательно, душевные силы сложились с уже размятым, давно исследованным и апробированным фактом. Готовую лекцию не следует долго мучить в сознании, можно перегореть.

Самолет самое подходящее место для размышлений и наблюдения. Салон, кажется, полон. Чего же русские так полюбили Германию? Какие у большинства чванливые лица. Хотят казаться бывалыми путешественниками, олигархами, все надулись и не обращают внимания на соседей. Но олигархи летают на собственных самолетах.

Советский режим был совершенно прав, когда отгородился от всего мира железной стеной. Это не только для того, чтобы мир не знал, что делается в снегах и пустынях социалистического мира, но и чтобы русские не подвергались соблазнам, которых не вынесут их души. Какой личный смысл я имею от своей поездки? Кого я сейчас этим удивлю, разве теперь это награда за выдержку и сдержанность в науке? Разве не заслужил я, чтобы что-то отличало меня от этой переполнившей самолет черни? Вот и эти, похожие на звезд порнографических фильмов стюардессы отводят взгляд, будто чувствуют во мне какую-то недостаточность.

Сидим, наблюдаем. Роман не пишется? Значит, собирается материал. Потом, когда запишется, всё пойдет в дело, водоворот закрутится и, с причмокиванием кружась, всё засосет в воронку текста.

В профессиональной жизни красавиц-стюардесс есть момент, когда им необходимо сделать физическое усилие. Физические усилия превращают отчужденных и ухоженных куколок в подобие членистоногих. Будто большие муравьи, напрягаясь, тащат по муравьиной тропке умершую или закусанную муравьиными челюстями до смерти стрекозу. Вот наши стюардессы, накрашенные и изысканные, как гейши или актрисы в японском театре «ноо», тянут мимо меня алюминиевый ящик с обещанным в начале воздушного пути «горячим завтраком». У авиакомпаний любой завтрак вполне может превратиться в «горячий ужин». А говорилось ли в самолете о «горячем обеде»? Или обед обязательно должен быть горячим?