Виктор Левашов - Выбор жанра

Но рукописи по-прежнему приходили, и я довольно исправно на них отвечал. По себе знаю, каково это — отправить кому-нибудь свой выстраданный бессонными ночами труд, и ни ответа, ни привета. Вот сиди и гадай: то ли не получили, то ли читают и думают. Потом понял, что это новая практика современных издательств, порожденная массовым распространением Интернета: нажимают delete в тот момент, когда текст появляется на экране. И даже раньше. А тверское издательство «Kolonna» предупреждает с трогательной откровенностью: «Дорогие писатели! Присылать нам рукописи не имеет никакого смысла. Мы их не читаем, не рецензируем и не издаем».

В своих ответах на подробные рецензии я, конечно, не размахивался. Кроме очень редких случаев, когда было о чем поговорить. Чаще отвечал по шаблону:

«Уважаемый Имярек! Ваша рукопись (повесть, роман) не намного хуже того, что сейчас издается. Но и не настолько лучше, чтобы издатель срочно переверстывал свои планы и вкладывал деньги в раскрутку неизвестного писателя».

В случае, если автор был агрессивным (попадаются и такие), ответ звучал жестче:

«У нас сложилось впечатление, что Вы написали свою повесть под впечатлением бульварного чтива и порожденной этим чтением мысли: „Господи, какое говно! Я могу не хуже!“ Получилось не хуже».

Ну, а когда совсем не о чем говорить, писал:

«Как мы поняли, Вы мечтаете стать писателем. Нет ничего проще. Возьмите роман „Война и мир“ и перепишите его от руки, ничего не пропуская. Не стали писателем? Перепишите еще раз. Опять не стали? Тогда выбросьте эту дурь из головы и займитесь каким-нибудь полезным делом».

Почему-то никто ни разу не поблагодарил меня за этот совет.

А теперь опишу свой самый большой кошмар.

Вот я открываю почту, убираю спам, отвечаю на деловые письма (если они есть), и только потом перехожу к рукописям. Резюме: Александр Иванов-Петров-Сидоров, 25 лет, образование высшее техническое, место жительства Челябинск (или Красноярск, неважно, важно что не Москва), женат, сын, начал писать недавно, это мой первый литературный опыт. В прикрепленном файле рассказ в пол-листа. Ну, не романный кирпич, и за то спасибо. Пробегаю первую фразу, и…

И уже не могу оторваться до конца. Текст втягивает, как в омут. Я даже не могу понять, на что это похоже. Ни на что. И одновременно на все. Здесь и Бунин, и Набоков, и Чехов, и все русская литература, но в таком изводе, что оторопь берет. Это вообще не литература, а то, что будет завтра на месте литературы и вместо литературы. То, что иногда снится писателю как божественное откровение, превосходящее Песню Песней, или композитору как неземная музыка сфер.

Гениально!

Перечитываю снова и снова. Гениально — вот и все, что можно сказать.

А теперь поставьте себя на мое место. То, что 25-летний мальчишка из Мухосранска одним движением пера, как Моцарт легким своим смычком, обнулил все, что до него нагромоздили усердные Сальери, это бы ладно. Не впервой. Но мне-то что делать? То, что с его рассказом никуда и соваться бессмысленно, это и к бабке не ходить. Такую прозу будут печатать лет через тридцать. Но он-то ждет от меня ответа сейчас. И от моего ответа (в какой-то мере) будет зависеть его судьба.

Когда-то мне пришлось поучаствовать (в роли зрителя) в просмотре будущих актрис, которых отбирал для своего курса главный режиссер одного из московских театров (сейчас это называется кастинг). Молоденькие девчонки чего-то читали, что-то изображали. Мэтр, казалось, дремал. И вдруг ожил, потянулся вперед, как гончая, учуявшая дичь. И ничего, казалось бы, особенного: девчушка и девчушка. Но он смотрел на нее так, что всем было ясно: уж эту точно возьмет. Каково же было общее удивление, когда он после кастинга заявил: «Не возьму. И передайте ей: пусть держится от театра подальше!» Ему возразили: «Но она же талантлива!» «Талантлива? — презрительно переспросил мэтр. — Она гениальна! И я не хочу искалечить ее судьбу!»

Позже, в ресторане ВТО (тогда еще не сгоревшем), после нескольких стопок коньяка он разоткровенничался о горькой судьбе гениальных актрис, с которыми ему пришлось работать:

— Ольга Яковлева, любимая актриса Эфроса… Где она? Кто ее помнит?.. Лена Майорова… Сожгла себя, дурочка… А какая была актриса, какая актриса!..

— Татьяна Доронина, — подсказали ему.

— А что Доронина? Ни детей, ни семьи. Один театр, который ей на хер не нужен!..

Так что же мне ему написать, этому засранцу из Крыжополя? То, что действительно думаю о его рассказе? Что он гениален? Так ведь поверит, и пойдет вся его жизнь наперекосяк. Бросит свою инженерно-техническую работу, порушит свою милую семью, будет по ночам строчить свою безумную прозу и таскать ее по московским редакциям, где его не будут видеть в упор. И так будет до тех пор, пока…