Елена Крюкова - Изгнание из рая

– Возьми!.. – Она протянула ему листок. – Возьми… ты, подонок!..

Спохватилась. О, только бы его не разозлить.

– Прости, Митенька… Я… не то говорю… Вспомни… ведь мы с тобой… ведь я тебе как мать… ведь Эмиль – как отец тебе…

– Да, я его достойный сын, – улыбка чуть тронула Митины губы. – Я его сын, и я имею право на его счета. Прекрати плакать, Лора. Я теперь не трону тебя. Прекрати. Я тебя трону лишь в том случае, если ты развяжешь язык. Да ты ведь не развяжешь его, правда. Ты ведь у меня… – он повел углом рта вбок, и странная, кривая гримаска исказила его заросшее щетиной, черное от бессонниц лицо, – умная девочка. Ты умней всех на свете. Ты умней всех в Москве, это уж точно. Поэтому ты не будешь втыкать мне палки в колеса.

Он затолкал в карман бумажку. Лора полными слез, покрасневшими глазами глядела ему в лицо. Ее веки припухли, набрякли, покраснели. Сейчас она была совсем старухой, разбрюзгшей, несчастной, с мелко трясущимися тряпочными губами. Митя глядел сверху вниз на человека, раздавленного им.

– Митя, – сказала Лора беззвучно, – ты…

И задохнулась. И заткнулась, как затыкают пробкой бутылку. Все слова разом исчезли из нее. Седенькие кудрявые прядки прилипли к влажным, в холодном поту, вискам, к бледному лбу. Будто у края собственной могилы стояла она.

– Пока, – жестко сказал Митя, упрятывая револьвер в карман. – Чао, бамбино. Поставь пластиночку с Мирей Матье. Развлекись, отдохни после душа. Хорошо в прошлом веке пели француженки, нынче хуже стали петь. Привет Инге, если позвонит.

И повернулся, и пошел, и Лора красными, как у кролика, глазами, прижимая руку ко рту, смотрела ему вслед.

Он пришел в банк. Он перевел все деньги Эмиля на свой счет. Все его документы были при нем – он предусмотрительно запасся, взял все из дома, уходя к Лоре, пугать ее пушкой. Он предъявил номер банковской ячейки, где хранилась картина. Банковский клерк учтиво, с поклоном провел его к сейфу, Митя набрал номер шифра – Лора не обманула, не перепутала со страху цифры. Дверца открылась с легким треском, он запустил руки в железный ящик и вынул оттуда картину, завернутую в чистые белые ткани. Как мертвое тело в саване, – подумалось ему, отчего-то с отвращеньем. Или как младенец в пеленах. Он осклабился, кланяясь клерку; клерк, ответно ухмыльнувшись, поклонился ему. Он положил картину в сумку, болтавшуюся на плече. Какая она все-таки маленькая, эта медная доска. Какой Тенирс счастливец. Он не знал, как будут плясать люди вокруг его работ, выделывая ужасающие кульбиты, как будут бросать за эту медную дощечку, замазанную маслом, где бегут, спасаясь от грозы и урагана, две маленькие человечьи фигурки, доллары и франки, фунты стерлингов и марки. И снова доллары, доллары, доллары. Все, баста. Теперь за нее никто не даст ни единого цента. Он несет ее к себе. Она теперь его. Его – навсегда.

Он вернулся к себе в особняк, включил бездумно телевизор. На экране вовсю трещали дикторы, мелькали кадры – партизанская война на Кавказе… кто убил Бойцовского?.. зверское убийство Эмиля Дьяконова, тело нашли в Черном озере близ станции Купавна… всплыло в проруби, из-подо льда… труп с трудом опознали… денежные тайны Кремля открываются… ловушка для Президента… прямые потомки князей Голицыных в Париже требуют своей доли наследства, хранящейся в виде драгоценностей в Алмазном фонде России… японский атташе сообщил, что в Японском море задержали русский танкер, направляющийся с грузом нелегально погруженной в Ираке нефти в порт Находка… новая выставка знаменитого живописца Игоря Снегура в американском посольстве… посол Джон Фэрфакс предложил художнику большой вернисаж в нашумевшей на весь мир «Залман-гэллери» в Нью-Йорке, на Манхэттене… Жизнь, жизнь мелькала перед Митей. Его жизнь. Он, прищурясь, смотрел на нее, цветную, аляповатую, мигающую ему в лицо цветным огромным экраном «Panasonic». Положил картину, завернутую в белые тряпки, на стол. На этом столе они обедали с Изабель; обедали с робкой большеротой Милочкой. Теперь он пообедает, раз в кои-то веки, с Тенирсом. Ну, брат Тенирс, бездарный мазила Морозов сейчас пообедает с тобой. Где тут у нас икорочка?.. Где осетринка?.. Брат Тенирс, ты любишь осетринку?.. Он – любит. Он сибирский человек, он вырос на рыбе, на забитых багром по голове тайменях, на чире, на кунже, на омуле. Когда-нибудь он вернется в Сибирь, поедет в Саяны, наловит рыбы в горной речке, свалит ее в кучу на берегу, разложит этюдник, сядет и напишет ее, еще живую, серебряную, бьющуюся. Еще живую.