Феликс Рахлин - Грудь четвертого человека

Они привезли на пляж огромную кастрюлю с пловом и несколько буханок хлеба. Мы все это съели, а кастрюлю из дюралюминия не нести же назад: могут поймать, и тогда откроется вся наша проделка. Поэтому решено было эту посудину закопать в песок на пляже. Допускаю, что она там и сейчас лежит.

Еще одним памятным приключением было ознаменовано полевое учение по радиосвязи. Нас разделили на две численно неравные группы, одна из которых, большая (в ее состав вошел и я), должна была посменно работать на установленной в поле за городской чертой радиостанции

Р-118, смонтированной в будке армейской машины, а другая – несколько человек – за такой же радиостанцией, но внутри бронетранспортера, должна была передвигаться по определенному маршруту, – с нею мы и поддерживали связь.

Ожидать своей очереди без дела было невыносимо, тем более, что вокруг точки, где заняла позицию наша радиостанция, простирались прекрасные пригородные, никем не охраняемые сады. Зайдя в один из них, мы стали обирать сочные вишни со склонившихся под их тяжестью ветвей. Вдруг увидели работающего в саду мужчину, который оказался хозяином этого прекрасного сада. Против нашего ожидания, он вовсе не обругал нас, не попытался выгнать из сада, а,. напротив, очень приветливо сказал:

– Куштуйте, хлопчики, вишню, iжте, cкiльки схочете – та тiльки з собою не берiть!

Хитрый дядько рассчитал правильно: много мы не съедим, а унести в карманах или в пилотках он не дал.

Там же мы ходили по окрестным полям, пересеченным полезащитными лесополосами, одна из них наполовину состояла из абрикосовых деревьев, с которых уже упала на землю половина плодов, однако много еще висело на ветвях, и мы буквально объелись ими.

Но пиршество наше, как после выяснилось, не могло сравниться с тем, что вытворили наши корреспонденты, разъезжающие в бронетранспортере. Кто-то из них поддерживал с нами связь, а остальные рыскали по окрестностям тех мест, где то и дело останавливался их вездеход. Возле какого-то колхозного птичьего двора обнаружили в кустах место кладки куриных яиц – и реквизировали эти яйца (их оказалось несколько десятков) "в пользу Советской

Армии". Набрали также полно всяких фруктов, где-то выкрали ящики – и всю эту добычу привезли в лагерь.

Наши тоже даром не сидели: утащили прямо с края дороги только что собранные колхозниками помидоры. Вечером, в предвидении могущего разразиться (если бы колхозники пожаловались) скандала мы все под покровом темноты перетаскали ящики с фруктами-овощами из автопарка в палатки…Но все обошлось.

Рядом с нашим военным городком располагался большой стадион

"Металлург", но нас отделял от него высокий кирпичный забор.

Некоторые из наших все же перебирались через него, чтобы посмотреть матч или какие-нибудь интересные соревнования. Но это было как бы самоволкой, да уже и неудобно, несолидно было в нашем, как-никак, 30

– 40-летнем возрасте лазить через забор. Однако природа нам благоприятствовала. Как-то раз ночью разразилась страшная гроза с ливнем, подмывшим забор так, что часть его рухнула. И мы получили возможность беспрепятственно и бесплатно ходить на стадион. В это время проводились работы по его расширению и благоустройству за счет бывшего кладбища. И наш путь к трибунам лежал мимо разрытых бульдозером старых могил, где взгляду открывались останки давно отживших людей. Одно зрелище особенно запомнилось мне: череп, увенчанный целой шапкой огненно-рыжих длинных волос. По-видимому, военный городок и гарнизонная гостиница тоже располагались на территории бывшего кладбища. потому что рядом с палатками лежала большая, из белого мрамора, надмогильная плита с остатком какой-то надписи, прочесть которую никто не мог, потому что это были, как мне теперь кажется, еврейские буквы. Эту плиту офицеры запаса, приехавшие на сбор, использовали, чтобы чистить на ней сапоги…Стыдно признаться: в то время мне не виделось в данной ситуации ничего странного или кощунственного, и лишь теперь, на склоне лет, пришло ко мне понимание дикости того, что там делалось..

Между тем, хотя нам и была сохранена средняя зарплата на все время сбора, однако мы имели право и на некоторую сумму денег по месту прохождения воинской – пусть и временной – службы. И вот, где-то уже более чем через месяц-полтора после ее начала, каждому выплатили причитающуюся небольшую, но приятную сумму. По русскому обычаю, кому-то пришла мысль "обмыть" выплаченные деньги. Кто-то из наших офицеров договорился со старшиной – начальником столовой – о том, что тот предоставит нам закусь и даст приют в доме, где с недавних пор поселились несколько семей сверхсрочников, и он – в том числе. Оказалось, что это дом бывшей комендатуры и гауптвахты.