Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

Так прошло минут сорок. А на выходе из ванной ее опять встретил надоедливый визг телефона. Оставляя за собой мокрые следы, босиком, Люба, прошла в сестрину комнату. Приподняла трубку и тихонько надавила ей на рычажки. Неужели непонятно, что никого дома нет или… или с вами никто говорить не хочет? Неважно почему, просто не желают, и все!

Люба нацепила тапочки и пошла на кухню, заглянула в холодильник. Есть не хотелось — но привычка, что с ней поделать? Разогрела вчерашнюю котлету, поставила чайник. Отдернула шторки, и на кухню ворвалось во всем своем неистовстве солнце. Голова слегка закружилась…

Сергей подошел ближе. Присел на краешек, у ног.

Кровать скрипнула под тяжестью его тела, панцирная сетка прогнулась.

— Вот ты и пришел, — чуть слышно проговорила Люба.

Сергей кивнул, с готовностью, не зная, как начать. А начинать было нужно.

— Зачем ты пришел сюда, ты был дома?

— Да, Любаш, был, прямо оттуда.

— Валя, наверное, все успокоиться никак не может? — Голос звучал тускло, без искреннего любопытства.

— У нее все в норме, — натянуто ответил Сергей и сам поразился лживости прозвучавшего, неестественности. Стало стыдно. Да еще эти не лишенные интереса, интереса какого-то болезненного, лица женщин из Любиной палаты. Ах, если бы не они! Ну почему всегда так много лишних, посторонних, никуда не сбежать. И спрятаться некуда.

— Вот и хорошо. — Любины глаза утратили свою прозрачность. Сейчас они были темными, глубокими. И в них таилось столько всего, что Сергей почувствовал себя ребенком, неведомо как очутившимся во взрослом, непонятном ему мире.

— Что с тобой. Люба? Мне никто ничего не хочет говорить, все что-то скрывают, молчат. — Сергей перешел на приглушенный шепот: — Как ты попала сюда?

— А-а, не бери в голову, Сереженька, — голос Любы был леденяще спокойным.

— Мало ли чего в жизни не случается!

Телефон все же вывел ее из себя. Отключить? А может, Вальке по работе? Люба сняла трубку, приложила к уху.

— Да, вас слушают.

На какой-то миг в трубке воцарилось молчание, будто звонивший обеспамятел от удачи. Потом прорезался голос. Это был голос Николая.

— Ну ты спишь. Лютик! Скажи спасибо, что я такой насуырный, другой не добудился бы!

— Я не спала.

— Не понял?!

— И чудесненько, а то все-то ты понимаешь!

— Ну зачем ты так?! — в голосе Николая зазвучали нотки обиды.

— Извини, но мы с тобой, по-моему, уже обо всем переговорили в тот раз.

Трубка молчала.

— Ты меня слышишь? Всего доброго!

— Погоди, Лютик! — Николай начал нервничать. — Что с тобой? Я виноват, не смог в прошлое воскресенье вырваться. Знаешь, один дружочек тут подложил основательную свинью, — частил он, — и в этот выходной навряд ли что получится. Вот я и решил позвонить. Люба, ты ведь сама знаешь, каких трудов стоит мне связаться с тобой ведь я все-таки не в санатории. Ты слышишь меня?

— Слышу, слышу, — Любе начинал приедаться этот разговор. Он так не вязался с ее сегодняшним настроем.

— Вот и хорошо, вот и хорошо, — Новиков стал обретать присущее ему спокойствие. — Сейчас мы не спеша обо всем потолкуем, у меня в запасе минут десять есть, все обговорим…

— Знаешь, Коля, я решила не возвращаться больше к этим разговорам. Ну их! И тебе советую сделать то же самое.

— Не гони лошадей, Лютик. Не торопись, и так слишком уж мы спешим. А потом и оглянуться не успеем — жалеем. Да что мы все о пустом. Не затем я тебе звонил.

Люба почувствовала, как вкрадывается в ее сердце этот мягкий, но такой настойчивый голос. Она еще могла бороться с ним, но прежнего благодушия не было и в помине. Снова захлестнуло голову воспоминаниями, разбередило душу сомнениями и тревогами.

— Да когда же, наконец, все это кончится! — чуть не плача бросила она в трубку.

— Скоро, Любонька, скоро! — поспешил успокоить ее Николай. — Вот только дождись ноября. Я приду-заживем, ты вспомни, как у нас все было, как мы мечтали. Не поддавайся настроению, а остальное все приложится. Надейся на меня, помни — со мной ни что тебе…

— Слышала уже сто раз! Не хочу ничего! Все только слова, со всех сторон слова, одни обещания, уверения… А как до дела, так… Ну, ладно, нечего об этом.

— Ага, опять Сереженька? — вкрадчиво спросил Николай. — Погоди, доберусь я до него, раз подобру-поздорову не желает угомониться!

— Да при чем здесь он?! — почти закричала Люба. — При чем?! Что ты за примитив — кроме тупой ревности, ничего на свете и не существует? Я просто устала ото всего, я хочу одна все обдумать. Не лезьте вы со своими…