Владимир Яременко-Толстой - Девочка с персиками

Мы спустились вниз, построились в линию и пошли на зал. Народ отхлынул. Я шел по левому флангу, Ив впереди, Гадаски по правому.

– Суки! – услышал я громкий крик, заметив краем глаза, что на правом фланге происходит какая-то потасовка. – Пустите меня! Бля! На хуй! Уроды!

Но я не сбавил генеральского шага, высоко подкидывая яйца в погоне за какими-то визжащими девками. А затем мы отступали назад.

Уже за кулисами я услышал восхищенный рев публики.

– Что там произошло? – спросил я Гадаски, еще не успев отдышаться.

– Пьяный Перверт хотел ударить меня ногой по яйцам!

– Да ты что? Правда?

– Я по-настоящему пересрал… Думал, что мне пиздарики! Он что-то еще орал. Но его удержали.

– Блядь! Я оторву ему яйца! Будет переучиваться не на бас, а на

"il castrato"!

Натянув штаны, я отправился разыскивать Перверта, чтобы дать ему пиздюлей. Вокруг, подогретая пластинка ди-джеев, вовсю колбасилась молодежь. В стороне стоял директор Бургтеатра Бахлер с директором

МАК-а Питером Номером и директором Кунстхалле Матиасом Матом, с испугом наблюдая за происходящим. В самой гуще толпы Преподобный воодушевленно танцевал какую-то девку, тряся головой и выделывая коленца.

– Где этот урод? – спросил я Преподобного.

– Его увел Толя Барыгин…

– Вот сволочь!

– Он перепил. Мы были на Техникерштрассе. А это моя новая знакомая Беттина, только что познакомились, знакомься…

Я познакомился с Беттиной. Ей было на вид около тридцати. Она была немкой.

– Вы были великолепны! – сделала мне комплимент Беттина.

– Спасибо, – сказал я. – Мы старались.

– Барыгин много фотографировал. Должны получиться неплохие снимки, – заявил Батюшкаф, кладя руки Беттине на талию.

Тут я увидел Будилова с Элизабет.

– Я завтра уже уезжаю, – грустно сказал Будилов.

– А она? – полюбопытствовал я.

– Она приедет ко мне на Новый Год! На Миллениум.

– А где ты ее поселишь?

– У себя в комнате.

– А Мира?

– Переживет. Она же восточная женщина. Там у них в Осетии у мужчины может быть несколько жен. Две, или даже четыре.

– Я не уверен, что все будет так просто…

– Знаешь, у Ольги был день рождения…

– И снова пришли женихи?

– Нет! Пришли просто ее друзья.

– А Юра приходил?

– Нет. Приходил Мельников с женой.

– Отвратительная баба.

– Да, она хвалила Пелевина, говорила, что в Москве это сейчас очень модно – читать его книги.

– Хуйня на постном масле, бредни совка-наркота.

– Пока она распускала там все свои охи да вздохи, пытаясь казаться крутой интеллектуалкой, Мельников заперся с Бланкой в туалете!

– Да ты что!?

– Да, потом она почувствовала, пошла, стала стучаться, а они не открывают.

– Атас!

– Она кричит – "Андрюша! Андрюша! Что вы там делаете? Откройте!"

А они не открывают. Затем Бланка выскочила, вся красная, и к себе в комнату нырь. А фрау Мельников кричит – "Мерзавец, как ты мог?!" И его по морде ударить норовит. А Мельников говорит – "Киса, так ведь ничего же не было!" А она – "Как это ничего не было?! А зачем же вы закрывались?" "Да так" – говорит Андрюша, – "Бланка мне без свидетелей рассказать хотела, как Вова Толстой с ней нехорошо поступил!" "Ах, снова этот подонок!" – задрожала мелкой дрожью от ненависти фрау Мельников. – "Что же он ей сделал?" "Да ужас, ужас!

Такое, что даже язык не повернется повторить! А ты помнишь, Киса, как он хотел меня отравить?!" "Конечно, такое забыть невозможно!"

– Вот уроды! Это они сейчас всем рассказывают, будто бы я

Андрюшеньку отравить пытался. Эдакий Моцарт он якобы, а я – Сальери!

Рассказывают, будто бы я ему завидовал, как художнику, будто бы его

Хундертвассер больше любил, и что я из-за этого решил его погубить…

– Ольга тоже расспрашивать сразу стала. Заинтересовалась. Потом весь вечер только это и обсуждали, какой ты негодяй, и так далее, и тому подобное… Короче, перевел он на тебя стрелки.

– Ну и хуй с ними! Пошли они все в жопу!

– А ты не расскажешь, что в действительности произошло?

– Это долгая история. Но смешная. Потом расскажу. Нам сейчас снова выступать надо. Прости, Будилов, надо опять идти переодеваться, вернее раздеваться…

Заика Мельников и Заикина жена. Гайка. Печенье с травой.

Хер Мельников внешне был похож на козла. А его козлиная борода подчеркивала это сходство. Еще он заикался. Но заикался не всегда, а только тогда, когда ему было выгодно. Когда он не знал, что ответить или когда хотел показать, что хочет сказать что-то умное, но просто не может это артикулировать. Мельников был заикой, но фамилия