Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой

– Давай встретимся завтра?

– Я запишу тебе мой телефон. Есть чем и куда? Нет? Тогда я сейчас, – сломя голову она бежит к автобусу, мелькая белыми ляжками под платьем.

Краем глаза я замечаю, как вырвало Катьку и как Андрей с Лешкой повели ее под руки по направлению к дому. Выпускница, проворно сбегавшая за сумочкой, порывшись, достает оттуда косметический карандашик и клочок бумаги. "Инна" – записывает она.

– Звони, только не днем, а вечером, днем я буду еще отсыпаться.

Найдешь меня по одному из этих двух телефонов – или у мамы, или у бабушки.

– Ладно, до завтра! Мне надо бежать – догонять моих друзей!

Однако, отойдя на несколько шагов, я решаю никого не догонять, а пойти вдоль набережной к дому. На душе у меня смешно и весело. Я – Марко. Как приятно побыть иногда кем-то другим. Завтра я встречусь с длинноволосой выпускницей Инной, чтобы разыграть перед нею прекрасный театр, чтобы пробудить в ней мечтательность и чувственность, а затем соблазнить, растлить, развратить. Кажется, я готов к новому любовному приключению. У меня есть новое имя, остается придумать фамилию.

"Марко, Марко… Марко Поло!" – неожиданно осеняет меня. – "Решено, я назову себя – Марко Поло, и переделаюсь в итальянца! Сегодня у меня получалось неплохо. Я знаю какое-то количество итальянских слов и фраз, и, когда меня несколько раз спрашивали, что значит то, что значит это, я не попал впросак, а отвечал правильно. В Италии я бывал достаточно часто, смогу рассказать много всякий историй. Буду говорить, что учусь здесь в Европейском университете на Гагаринской, пишу диссертацию по политологии. Жизнь прекрасна и в ней всегда есть место для измененной реальности".

Незаметно для себя я дохожу до Потемкинской и останавливаюсь перед пииным домом. Ее машина стоит во дворе. Сегодня 21-ое июня, сегодня она уезжает в отпуск. Окно ее кухни не светится, но мне кажется, что в его темноте я вижу два светящихся желтых треугольничка – зловещий взгляд волков и оборотней, пронизывающий меня насквозь. Но я его не боюсь. Я спокойно встречаюсь с ним своими глазами.

"Я люблю тебя, Пия Линдгрен, моя кармическая половина и моя женщина. Уезжай, я тебя отпускаю! Стало быть, нам не суждено быть вместе. Но браки заключаются на небесах, там заключен и наш брак. Он заключен там давно. Я уверен, что я встречал тебя в своих прошлых жизнях в других женских обликах, но раньше ты каждый раз убивала меня. Вот почему ты не давала мне досмотреть сцены кармических воспоминаний в твоих глазах во время нашего незабываемого слияния на диване Министерства Иностранных Дел Финляндии, ты об этом знала и не желала, чтобы я это увидел. Может быть, ты была моей пра-пра-бабкой Софьей Андреевной Толстой, убившей моего пра-пра-деда? Как знать? Но в этот раз мне что-то удалось изменить. В этот раз ты меня не убьешь!"

Я закрываю глаза и снова вижу перед собой ватную куклу, ловко связанную из тряпок и ниток, с торчащей из ее живота зубочисткой. Это – я. Я делаю усилие, стараясь пошевелить тряпичными руками, и это мне вдруг без особого труда удается. Я цепко хватаюсь ними за конец зубочистки и свободно выдергиваю прочь ее из своего живота. Открыв газа, я вижу, как что-то легкое и небольшое падает в траву на газоне. Но я не наклоняюсь, чтобы посмотреть, что это, я поворачиваюсь и начинаю быстро бежать от места падения к своему дому, а вдогонку мне кричат первые петухи.

Войдя в квартиру под крики вторых петухов, я сбрасываю с себя одежду, оставшись в чем мать родила. Расстегивая рубашку, с удивлением нахожу на ней красное липкое пятнышко с крошечной дырочкой посередине насквозь. Я нюхаю и пробую его на язык – кровь. Отбрасываю рубашку в сторону, открываю балконную дверь и выхожу на балкон. Порыв ветра разрывает затянутое тучами небо, и луч солнца падает мне прямо в лицо. На другой стороне улицы из будки перед финским консульством выходит мент, он смотрит на меня выжидающе, упирая руки в бока и широко расставив ноги.

А я просовываю свой хуй между чугунных перекладин полукруглых перил и пускаю в направлении него желтую тугую струю. Но не до него, не до финского консульства мне не добить. Моя струя, изгибаясь, красиво падает вниз, барабанной дробью разбиваясь на крышах запаркованных снизу машин. В ней моя желчь и горечь, болезнь и бессонные ночи. А мент взирает на все это, даже не пытаясь стащить меня вниз за струйку, лишь с немой укоризной неодобрительно покачивая головой.

С меня же льется и льется. Я ощущаю облегчение и невероятное наслаждение. Стряхнув с кончика члена последние капли, я вдыхаю полной грудью, поднимаю вверх руки, широко разведя их в стороны, и закрываю глаза. Уже наступил самый длинный день года. За ним последует самая короткая ночь…