Ирина Муравьева - Дневник Натальи

Платонов лежал в десятиместной палате на третьем этаже. Его кровать была у самого окна. Рядом, на стуле, сидела женщина — двоюродная сестра из Архангельска.

Изменился он до неузнаваемости. И не в том даже дело, что вместо крупного, полного Платонова передо мной был скелет, обтянутый кожей, а в том, что вместо старого человека (а Платонов всегда казался старше, чем был!) лежал юноша — смуглый, с прекрасным длинным лицом, редкой бородкой и бескровными губами, которыми он что-то шептал. Когда я подошла, глаза его были полузакрыты, и сестра сказала, что он почти без сознания. У него боли, ему дают наркотики.

Я опустилась на корточки перед кроватью.

— Коля! — сказала я. — Узнаешь?

Платонов открыл мутные глаза, которые косили гораздо сильнее прежнего, и поэтому казалось, что смотрит он не на нас, а внутрь собственного лица.

— Солнышко! — сказал он еле слышно. — Где собака?

— Бредит, — вздохнула двоюродная. — Весь в метастазах.

— Да, — прошептал Платонов и сделал недоумевающее движение прозрачными пальцами. — Они вот везде. Они вот уже отсюда идут, метастазы…

Он дотронулся до своего смуглого помолодевшего лба.

— Вот, солнышко, — вздохнул он. — Вот они. Видишь? И идут, идут. Не могу остановить. — И добавил с удивленной почтительностью, словно чью-то знаменитую фамилию: — Ме-тас-та-зы…

Ни боли, ни страха не было на его лице. Только это настороженное внимание к тому, что с ним происходит.

— Родной мой! — сказала сестра, и я обратила внимание, что они с Платоновым слегка похожи (она была замечательной красоты женщина, несмотря на возраст). — Родной мой! Хочешь попить? Водички хочешь?

— Водички? — эхом отозвался Платонов. — Хорошо, водички…

Она попоила его через трубочку. Он попытался приподняться на подушках, но не смог, тяжело задышал и опять откинулся. Косящий взгляд его еще больше затуманился, веки опустились.

— Спит? — спросила я.

— Да не поймешь, — ответила двоюродная. — То так, то этак. Через пять минут проснется. Вчера вот тоже: мы думали, он спит, а он вдруг заговорил!

— О чем? — спросила я.

— Да о многом, — ответила она. — Он ведь чудной. Здоровым-то был — о простых вещах не думал. А уж сейчас! О зверях говорил. О птицах. Потом сказал: хочу две формулы вывести. Или не формулы, я не поняла. Другое какое-то слово.

— Две? — спросила я.

— Две, — усмехнулась она и провела ладонью по щеке Платонова. — Одну, говорит, яблока, а другую — судьбы. Не поймешь, бредит или на самом деле…

— Коля! — сказала я. — Cлышишь меня?

Платонов прерывисто дышал. Глаза его совсем закатились, из-под век было видно только узкую полоску белков. Рот открылся. Я вдруг испугалась, что он сейчас, при мне, умрет…

— Родной мой! — попросила сестра. — Cмотри, кто к тебе пришел! Поговори с Наташей!

Он открыл глаза, и я почувствовала, как к нему медленно возвращается сознание. Я взяла его истаявшую руку, пожала и слегка приподняла ее над одеялом. Рука была невесомой, прозрачной. И тут же он слабо и ласково ответил на мое пожатие.

— Коляша, — прошептала я. — Спасибо тебе.

— Хорошо, хорошо, солнышко, — торопливо забормотал он. — Cкоро увидимся, солнышко. Приходи ко мне.

(Где — увидимся?)

— Не бойся, солнышко, — шептал Платонов. — Не бойся, не бойся. Тебе все было некогда… — Он сделал паузу, словно вспоминал что-то. — Тебе было некогда, а теперь у нас с тобой… будет… время…

— Пусть поспит, — прошептала сестра. — Мы его утомляем. Видите, как ему трудно говорить. Пусть отдохнет.

Я встала, взяла со стула свою сумку.

— Пойдемте, — сказала она. — Я вас провожу и заодно покурю там, во дворике.

В дверях я оглянулась. Платонов смотрел мне вслед светлым, спокойным взглядом. Видел ли он меня, не знаю.

10 июня.Ян вернулся. Я присутствовала при этом событии. Она лежала у себя (три дня маковой росинки во рту не было, одни сигареты). Звонок в дверь. Я открыла. Он кивнул мне и прошел прямо к ней в комнату. Она закричала.

Да, я не преувеличиваю: она закричала, словно ее поезд переехал. Он, по-моему, не произнес ни слова. Дверь захлопнулась, и о том, что за нею происходило, я могу только догадываться. Наверное, он сразу же лег, не раздеваясь. Дальше я слышала только свистящее дыхание.

Ни один из них не вышел из комнаты до самого вечера. Что было вечером, не знаю, я заснула.

12 июня. Пытка моя продолжается. Сегодня утром они уехали, как сказала Нюра, «на дачу к друзьям».

— Надолго? — спросила я.