Владимир Митрофанов - Зачистка территории

Марине предложение. Сначала компанией посидели в кафе, а потом поехали к Шахову домой (тот снимал тогда двухкомнатную квартиру у знакомых, которые уехали на полгода за границу). Сначала посидели, выпили-закусили, послушали музыку, потанцевали. Затем часть народа ушла. Остались Аркадий, Александр, который был партнер Шахова по бизнесу, и Марина с Ольгой. Александр вдруг отозвал Аркадия на кухню и сказал: "Значит, получается такой расклад: ты спишь с Ольгой, а мы уже договорились с Мариной… Короче, мы ложимся в той комнате, а вы

– в этой…" Шахова объял ужас, который потом сидел в нем очень долго – не один день. Александр и Марина после этого разговора уже весь вечер сидели рядом до тех самых пор, пока не разошлись по комнатам. На Аркадия Марина вообще в тот вечер не смотрела. Аркадий же был настолько потрясен сложившейся ситуацией, что не знал, что и делать. И в итоге не сделал ничего. После этой вечеринки полтора года они с Мариной вообще никак не общались. Марину это, впрочем, похоже, совершенно никак не волновало. Самое интересное, что если бы кто-то из подруг спросил бы ее, чего это она изменила Аркадию,

Марина бы очень удивилась, поскольку считала, что никаких особых отношений у нее с Шаховым нет, и никогда не было. А уж с кем, извините, ей спать, то это ее сугубо личное дело. Шахов попытался, было, забыть о ней вовсе, и ему сначала даже показалось, что это возможно. Он даже как-то однажды утром проснулся и подумал о ней равнодушно: "Я ее не люблю". И тут кстати или некстати подвернулась

Вера.

Познакомились они с ней тоже как-то совершенно случайно: Шахов никогда потом не мог вспомнить, откуда она вообще взялась. Ситуация в какой-то степени повторялась. Вера была художница, в разводе, у нее был ребенок пяти лет, который, точь-в-точь, как и у бывшей подруги Лизы, половину времени жил то у Вериных родителей, то у родителей бывшего мужа, то у самой Веры. Вера работала в каких-то художественных мастерских и вела очень поначалу удивившую Шахова богемную жизнь. И Шахов тоже постепенно погрузился в этот специфический мир художников, режиссеров и прочих людей от искусства, большей частью непризнанных. Люди из этого мира спали до обеда, и потом могли неутомимо пить и болтать всю ночь. В период жизни с Верой они с ней постоянно бывали на различных выставках, вернисажах, тусовках, в мастерских, в мансардах и еще Бог знает где, и везде пили, пили и пили. Запомнилось из того периода жизни типовая картинка: куда ни придешь – всюду стоит дым коромыслом, все курят и пьют. Впрочем, надо отдать им должное, некоторые художники, хоть и пьяные, хоть и со стаканом в руке, но работали, и неплохо, хотя тут же подвизались и какие-то тоже нетрезвые непризнанные художники, ни одной картины которых Шахов никогда не видел, и к которым относился с большим недоверием. Сам он со своим чиновничьим обликом на художника ну никак не походил, выглядел среди них поначалу как белая ворона, и ему по наущению Веры резко поменяли имидж: он стал теперь ходить в каких-то хламидах, а на голове у него был сделан чуть ли не ирокез. Правда, от татуировок, серег и колец Шахов отказался категорически и наотрез – не настолько был пьян. Еще врезалось в память из того начального периода знакомства с Верой как отдельные стоп-кадры: день рождения на даче у какого-то довольно известного художника; Аркадий только что вроде как прочно сидевший за столом, вдруг уже валяется в кустах возле дома; потом он – уже абсолютно голый – в постели с такой же голой Верой на чердаке этого же дома мучительно блюет в подставленный ею тазик, и так далее и тому подобное… Потом была Верина беременность, то ли фиктивная, то ли настоящая – он так и не понял – но в конечном итоге так и не состоявшаяся. Потом они поженились. Шахов хорошо помнил те первые ощущения, когда он съездил за своими вещами и уже ехал жить к Вере: он шел к станции метро, кто-то из знакомых встретил его и о чем-то спросил. Аркадий не смог ему ответить: слезы текли из его глаз, горло его было зажато спазмом.

С Верой они с полгода жили в коммунальной квартире, где обитали еще шесть семей, поэтому в туалет или в ванную было не так-то просто попасть. Впрочем, Вера с детства обитала в подобных местах и чувствовала себя в них как рыба в воде. Там всегда стояла жуткая вонь, чужие дети орали, ползали под ногами. Еще там была пожилая соседка, которая постоянно варила на кухне что-то вонюче-гадкое.

Своим исступленным видом она напоминала чокнутую старуху из рекламы сметаны "Домик в деревне". Многодетный сосед-прапорщик часами срал с книжкой, постоянно занимая туалет и расходуя в огромном количестве свою и чужую туалетную бумагу. В ванной было омерзительно грязно, к тому же постоянно кто-то мылся или стирал там белье. Куда ни сунься, всюду висели тазы, велосипеды и лыжи. Это было действительно ужасно, но Аркадий так же быстро забыл об этом, как только съехал оттуда.