Владимир Митрофанов: Зачистка территории

Ивана Сергеевича. Наконец он перестал вырываться, лицо его посерело и заострилось.

– Господи Боже ж ты мой, – уже еле слышно прошептал он, и глаза его наполнились слезами, – да сделайте же что-нибудь, господи ты,

Боже мой… – И еще плачущим голосом: – Господи, за что, за что?..

И вдруг боль в груди прекратилась, и он ощутил необыкновенный покой и необъяснимую блаженную слабость. Он хотел рассказать об этом всем, но не смог, потому что умер.

Минут через пятнадцать, после безуспешной попытки реанимировать

Ивана Сергеевича дежурный врач вышел в коридор и закурил. Он сделал, что мог и уже не думал об этом случае, поскольку такое в его работе случалось довольно часто, но когда он зажигал сигарету, у него заметно дрожали пальцы.

С вечера они договорились так: едем вместе.

Павел сказал:

– Надо выехать не поздно – хотя бы часов в десять. Пообедаем в Н.

Я знаю там одно очень хорошее место. И потом двинемся напрямую. По дороге в деревне пирогов поедим, чайку попьем. Тогда приедем в Питер даже еще не очень поздно. Хотя надо учитывать, что народ с дач будет возвращаться и могут быть пробки на въезде…

Таким образом, решение было принято, и Павел начал просчитывать, как все это лучше сделать.

В семь часов утра запищал будильник. Даша открыла глаза, сладко потянулась, поцеловала Павла в щеку, сказала: "Спи еще! Я пойду собираться!" Павел тут же снова и уснул.

Встал он половине девятого, принял холодный душ, завтракать не стал, собрал вещи и вынес сумку к машине. И тут он услышал серию выстрелов – будто петарда рвалась. Павел даже по привычке отметил время – 9.34. Еще раз прошел по квартире, проверил окна, плиту.

Зашел к соседке, отдал ключи, пару минут поговорил с ней. Со двора выехал ровно без пятнадцати десять. На тротуаре увидел бредущего куда-то шаркающей походкой Ивана Сергеевича Махнова. Мелькнула мысль подвезти старика, но времени на это уже не оставалось.

Встретиться с Дашей договорились на перекрестке Свечного переулка и Центрального проспекта. Подъезжая к перекрестку, Павел увидел, как по пересечению улиц промелькнули две милицейские машины с сиренами и мигалками, потом его самого тоже с сиреной обогнала "Скорая".

Наконец Павел вырулил на Центральный проспект.

Там уже десять минут стояла совершенно разнесчастная и любимая

Даша Морозова, уже готовая расплакаться. Промчавшиеся куда-то милицейские и санитарная машины очень напугали ее. Даша взглянула на часы. Было уже 10.03. Ее вдруг объяла волна ужаса, – да так, что затрясло: она стала думать, что Павел попал в аварию, или еще что-нибудь с ним случилось. Или вообще погиб. А уже в 10.05 она вдруг решила, что он или никогда не приедет, или что она сама спутала место встречи. Даша пребывала почти в панике, когда из-за угла вывернула серебристая "ауди" и помчалась к ней.

Павел все-таки не удержался – сначала проскочил мимо метров двадцать, увидев в зеркало заднего вида оторопевший Дашин взгляд.

Потом резко затормозил и дал задний ход. Вышел, взял у Даши сумку, поставил в багажник. Даша, сев в машину, ткнула Павла довольно сильно кулачком в плечо, сказала со слезами в голосе:

– Пашка, ты самый зловредный на свете гад! Я думала, что ты уже никогда не приедешь! – Глаза ее были на мокром месте.

Павел был совершенно счастлив. Он обнял и прижал ее к себе сильно-сильно. Даша только пискнула.

– Ты опоздал, ты – опоздал! – твердила она, постепенно приходя в себя от пережитого испуга.

– Дашечка, милая! Ты чего, киса! Я никогда никуда не опаздываю. У тебя просто спешат часы! – сказал Павел, целуя ее в губы и в мокрую соленую щеку. Он и сам до последнего момента ужасно боялся, что вдруг она не придет. Теперь впереди у них с Дашей была очень длинная дорога. Впрочем, вместе можно было ехать куда угодно и как угодно долго. Павел спокойно смотрел вперед. Больше он уже никуда не спешил.

КОНЕЦ