Владимир Фомин - Белая ворона. Повесть моей матери

О том, что он там находится, я узнала через два дня, потому что, когда Володя смог говорить, он не помнил ни своего имени, ни фамилии, ни домашнего адреса, не знал, какое число, месяц и год, даже в каком веке он живёт. Так как он был привезён из Заволжска, врачи не догадались, что Фомин – это мой сын, пока его не опознала санитарка, живущая в нашем доме. Потом он вспомнил, что он Христос, и когда его привязывали к кровати, он считал, что его привязывали к кресту для распятия. Потом его били больные и санитары по животу. Вскоре он вспомнил, кто он, и где находится, и требовал выписки. Из психотических явлений был бред отношения, фантазии, тревога, галлюцинаций не было. Я несколько дней умоляла главного врача Нину Наумовну Клюшникову выписать Володю, но та считала, что его надо лечить, и, так как это у него впервые, то никак не меньше двух месяцев, но вполне возможно, что шесть месяцев и более. Я только в ногах не валялась, стараясь её переубедить. Я говорила, что из зайца никакими лекарствами не сделаешь лису, потому что его природу не изменишь. Так и шизофреник – он человек другой породы, и лекарствами его не сделаешь другим, лекарства его только искалечат. Она смотрела на меня, как на умалишенную, и не соглашалась. Наконец, я сказала ей, что только социально опасных можно принудительно лечить. Я схитрила и сказала, что дома буду выполнять все её назначения, и написала об этом расписку. И тогда Володю отпустили. Я и не думала его лечить. Я знала, что всё пройдёт без лекарств, нужно только успокоиться, а в больнице успокоиться нельзя, так как там он получал дополнительную психотравму, находясь в наблюдательной палате с 14-ю тяжело больными мужчинами. Я сидела около него дни и ночи, массажировала ноги, так как в них отмечались сильные боли, успокаивала. Всё прошло. Оставалась только растерянность, и я поехала вместе с ним защищать диплом. Он защитил его только на оценку "четыре". Рабочее место ему не было предоставлено, так как началась перестройка, и военные заводы, которым требовались микроэлектронные приборы, были переформированы на производство бытовой техники. А так как подобных техникумов в Москве было девять, то каждый второй человек с подобным дипломом устроиться на работу не мог.

Владимир приехал в Кинешму и долго подыскивал себе подходящую работу. Снова были конфликты с женой. Он чувствовал себя неспокойно, чувствовал возвращение болезни… И тогда мы решили лечиться по методу Юрия Сергеевича Николаева, профессора, психиатра с большим опытом, который понял и доказал, что таких больных надо лечить голодом. У Николаева были отличные результаты лечения и не только психических болезней. К этому времени его метод я уже испробовала на себе, голодая по 19, 10, 14, и 27 дней. Результаты были потрясающие. Врачи, самые компетентные, единогласно решили, что мне необходима операция по поводу удаления быстро растущей опухоли. От таких опухолей уже погибли две двоюродные сестры моей мамы, одна – на шестой день после операции, другая – через полгода. Я была третьей в очереди. После голода опухоль не только перестала расти, но стала уменьшаться, а затем исчезла совсем. Я также избавилась от хронического гайморита, которым страдала много лет, по поводу чего неоднократно лечилась антибиотиками, подвергалась проколам и откачиванию гноя и трижды приняла электро-грязелечение в Евпатории, но не излечилась. Прошла и другая болезнь, о которой, может быть, успею написать ниже.

20-ти и 33-дневный голод помог Володе. Но так как он не послушал меня и вовремя не прекратил голодание, то выход из голодания происходил без меня. (Я уехала на курсы повышения квалификации). А бабушка вселила в него страх. Началась паника, неправильный приём пищи, и произошло второе обострение. Он обозлился на бабушку, что она ничего не понимает, взял шило и сказал: "сейчас прочищу тебе уши". Я сильно испугалась, так как он был очень здоровым, и я с ним могла бы не справиться. Кроме того, до этого он ударил меня Библией по голове. В этот раз он уже считал себя гнилой морковкой, которую я плохо кормила. Тоном, не вызывающим никакого возражения, я произнесла: "А ну, быстро беги в психушку". Он моментально выполнил приказ. Через три дня я взяла его под расписку. Голод помог, обострения больше не повторялись, хотя он остался таким, каким был всегда. Прошло 17 лет с тех пор. Это была наша общая победа. Однако в военном билете пожизненно установлена четвёртая статья: не годен с исключением с воинского учёта – как признание медицины в бесполезности наблюдения и лечения этого контингента людей.