Александр Усенко - ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ ВЕЧНОСТЬ

Эта тема горячо обсуждалась на вечерних посиделках. Спорили до хрипоты, а когда уставали, вспоминали о том, что они ещё так молоды, а на улице – прекрасный летний вечер. Пели песни, тискались по углам с девчатами. Серёге в душу запала шестнадцатилетняя Наталочка. Такая вся из себя украиночка: чернокосая, кареглазая, весёлая и певучая. По пятам за ней ходил, а она всё смеялась над ним, особенно над его речью. Серёга, хоть и был наполовину украинцем, изъяснялся по-украински через пень-колоду. Почти каждая его фраза вызывала дружный хохот окружающих. Это не очень его задевало, но Наталкины шуточки были для него, как нож в сердце. Серёга не сомневался в своей неотразимости. Кто из этих селюков мог ему, городскому, составить конкуренцию. Никуда эта Наталка не денется! Ещё немного времени, ещё немного усилий, и он затащит её на сеновал!

Но брат её Павло как-то раз поднёс кулак к Серёгиному носу и коротко сказал: «Шею сверну!» И свернул бы, силёнкой его бог не обидел! Пришлось отступиться. А где теперь этот Павло?! А вот он, лежит убитый! Что, браток, свернул шею?! Свернул, только себе!

Как только через село стали проходить первые советские части, Серёга с товарищами стали проситься в армию добровольцами. Но командиры только отмахивались: нет, мол, у нас на ваш счёт никаких распоряжений! Тогда хлопцы собрали сухари в котомки и потихоньку двинулись на запад вслед за армией. Долго шли, ночевали под открытым небом, шатались от голода. Но перед самым Днепром картина резко изменилась. Здесь на каждом хуторе, чуть ли не под каждым деревом работали призывные пункты. Брали всех подряд, не придираясь к документам. Серёга сразу смекнул: предстоит большая мясорубка, в которой немногие выживут! Страшно не хотелось лезть под пули, но другого выхода не было.

Хотя здесь, на правом берегу Днепра, он, кажется нашёл выход. Осторожно подполз к мёртвому немецкому офицеру и с трудом высвободил из его коченеющих пальцев «парабеллум». Отползя на несколько шагов на зад, стал думать, куда лучше себе выстрелить – в руку или в ногу? Нет, в руку не годится: перебинтуют и снова в строй! А вот нога – это госпиталь!

Когда прозвучал выстрел, Серёга взвыл, – он не представлял, что так будет больно! Переведя дух, он на всякий случай стукнул себя рукояткой пистолета по лбу. Хорошо стукнул, кровь пошла, синяк будет здоровенный! Не помешает: можно будет изобразить контузию! Отшвырнув «парабеллум» туда, поближе к немцу, Серё-га плотнее прижался к земле, – только бы не задело по-настоящему!

Выжить – вот его главная задача! Госпиталь – хоть небольшая оттяжка времени! А дальше? Что-нибудь придумаем! Он – парень толковый и везучий! Хорошо бы после госпиталя попасть не в окопы, а куда-нибудь от них подальше! В какую-нибудь хозяйственную часть. Или при госпитале остаться, – должен ведь кто-то раненых таскать! А лучше всего, наверное, попасть к этим, которых все бояться! Да-да, именно так: не бегать от них, не прятаться, а стать одним из них! Вот тогда можно жить спокойно, – никто не раскопает твоё прошлое…

Криницкому Марлену Дорогой сыночек! Какой ты умница, что сообщил мне номер своей полевой почты! Теперь я всё время буду тебе писать и интересоваться, как там мой маленький Марленчик. Ты прости, что я тебя так называю, хоть ты уже – солдат! Для матери сын – всегда маленький. И, вообще, я глубоко убеждена, что в восемнадцать лет ребёнок ещё должен сидеть дома под присмотром матери. Но время сейчас такое – дети рано становятся мужчинами. По крайней мере, мне за тебя не стыдно.

Марлен, сыночек, когда будешь мне писать, то пиши на наш харьковский адрес. Я уже вернулась домой! Может быть, кто-то посчитает, что рановато, но мне уже в эвакуации надоело. Кроме того, я уверена, что немцы уже не вернутся никогда. И, вообще, скоро мы с ними покончим навсегда, и я рада, что мой сын приложит к этому руку.

Осталось совсем немного времени до нового, 1944-го, года. Уверена, что этот год будет для всех нас счастливым и победным. И всё же праздничного настроения нет. На это есть свои причины.

Я наконец-то получила официальное подтверждение гибели нашего папы. Период неизвестности закончился, и чудес, как известно, на свете не бывает! Их санитарный поезд ещё в 41-м попал под бомбёжку. Папа не прятался и до последней своей минуты спасал тяжелораненых. Он был настоящим врачом. Надеюсь, что ты когда-нибудь станешь таким же.

Ты можешь представить себе моё теперешнее состояние?! Но я тебе скажу: даже это горе меркнет по сравнению с тем, что я узнала здесь, в Харькове! Ты можешь себе представить: фашисты уничтожили буквально всех евреев, кто здесь остался?! Даже дряхлых стариков и грудных детей!