Афонсо Шмидт - Тайны Сан-Пауло

Тила встала и направилась в свою комнату, Моасир последовал было за ней, но мать удержала его за рукав:

– Подожди, мой мальчик!

И все дамы улыбнулись прыти молодого человека.

Время от времени Карола ставила на стол подносы с лимонадом, подавала в кабинет фужеры с позолоченными краями, где в напитке опалового цвета плавали кусочки льда.

Из бара все громче доносился голос Тьяны. Теперь она изливала свою тоску по некоему Колодио, который давно ее бросил и не хочет к ней возвращаться.

– Бог в небесах свидетель тому, как я люблю его!

Линда пошла посмотреть на пьяную служанку, у которой в жизни была такая большая любовь. Она позавидовала Тьяне: эта прачка по крайней мере любила и была любима.

В столовой женский смех стал звонче, голоса громче – там пили виски. Многие из дам, не желавших танцевать, милостиво разрешали своим кавалерам с покрасневшими от виски носами похитить себя и под руку с ними уходили в гостиную. Белинья, сеньора с романтическим пучком белокурых волос и изумрудными глазами, стала явно словоохотлива. Окруженная молодыми людьми в смокингах, она распространялась о величии любви…

Около полуночи уехали Тухеры, которые жили далеко, Энрикесы, которым предстояла на следующий день дальняя поездка, и Олменаресы, у которых кто-то был болен дома. После отбытия этих почтенных семейств стерлись многие из условностей во взаимоотношениях между полами. Эти условности были так по душе Клелии! Даже само слово «пол» она, заливаясь румянцем, произносила так, точно речь шла о чудовищных вещах: устрицах, урубу или пауках-краболовах. То здесь, то там уединялись парочки: в холле, в коридорах, по углам комнат и даже во дворе – чтобы полюбоваться луной.

Тьяна, истомленная своими грустными излияниями, заснула. Жоржи в дверях кухни поймал за руку Каролу и привлек ее к себе:

– Разве вы не видите, как я вас люблю?

– В чем дело, мальчик? Отпустите меня!..

– Скажите мне слово, хоть одно слово!

– Завтра…

Жоржи уже, в сущности, не испытывал ничего, кроме обиды за то, что был отвергнут. Но теперь он освободился и от этого чувства. Какая-то ничтожная служанка…

Тем временем Понсиано, пунцовый, с выпученными глазами и трясущимися руками, спорил с Оливио, обрушиваясь на борокошо, [17]наводнявших город. Они ведут шумные беседы на тесных тротуарах, не давая пройти пешеходам; они останавливаются перед витринами, мешая другим любоваться удешевленными товарами.

В зрительных залах кинотеатров всегда бывает несколько борокошо; чванливо развалясь в креслах, они загораживают экран сидящим сзади.

В переполненном автобусе вы всегда увидите какую-нибудь мамашу со своим великовозрастным дитятей, приученным, чтобы его держали на руках, которое смотрит завистливыми глазами на тех, кто удобно устроился на передних сиденьях…

Хозяин дома неосторожно заметил, что это всё необразованные люди. Тут Понсиано вышел из себя:

– К чему им образование? Чего им не хватает – так это религии! Если бы я управлял страной только три дня… три дня… я бы!..

Казалось, в нем лопнула какая-то пружинка… Пластинка треснула… Линда, которая хорошо знала своего супруга и прислушивалась к его словам из соседней комнаты, поспешила в курительную, опасаясь, что он окончательно потеряет самообладание. Однако Клелия увела ее из кабинета:

– Предоставьте, дорогая, мужчин самим себе, в конце концов они поймут друг друга…

Бернардино и его парни не давали танцующим ни минуты отдыха. Пришлось наконец категорически потребовать от саксофониста сделать небольшой перерыв. Тогда Моасир проводил Тилу в гостиную и заставил сесть за рояль. Наступила торжественная тишина, нарушаемая только доносившимися из бара голосами. Там Макале рассказывал с трудом проснувшейся Тьяне историю какого-то попугая.

Тила подняла руки к клавишам, откинула назад маленькую, вдохновенную головку и стала перебирать пальчиками, виртуозно исполняя китайский танец Чайковского. Она имела успех не меньший, чем тот, что выпадает на долю прославленных музыкантов.

Потом Тила и Моасир убежали в холл и опустились в шезлонги. Им надо было сказать друг другу столько прекрасного!.. Их беседе, казалось, не будет конца. Они еще сидели там, когда на улице, запруженной пустыми машинами, ожидавшими своих владельцев, показалась одинокая девушка. Худенькая, бедно одетая, она шла, наклонив голову, как будто искала что-то на земле.

Моасир узнал Луситу. Тила воскликнула: