Алла Боссарт - Новый русский бестиарий

– не то что кресло на самодельных колесиках, в котором со скрипом ездила по квартире в Бибиреве его свояченица Ануш Пепелян.

Феликс, чьи силы удесятерились, донес обугленное тело брата до ближайшего дачного поселка. Крайний дом между лесом и Окой стоял, уже заколоченный на зиму. Но оконце в баньке на берегу светилось.

Женя Волынкин проснулся от осторожного стука в окно. Вгляделся в непроницаемую темень, накинул поверх майки ватник, прихватил на всякий случай топор и вышел на низкое крыльцо. Луч китайского фонарика выхватил из ночи тонкую мальчишескую фигуру и бледное лицо невозможной, нездешней красоты, залитое слезами. Мальчик опустился на колени прямо в грязь рядом с какой-то темной кучей и приложил к ней ухо. “Дышит, – шепнул мальчик, – чего вы стоите, он ведь еще дышит, давайте же, делайте что-нибудь!” Куча пошевелилась. Женя направил фонарик вниз – и похолодел. Медленно, шурша огромными, с лопату, клешнями, там разворачивало черное тело в сторону реки чудовище, которое порой снилось Волынкину в его псевдонаучных снах.

Подгребая под себя комья земли, выползло на светлую полоску песчаного берега… “Мать честная… – задохнулся Женя. – Рак…” -

“Омар”, – поправил мальчик. “Пресноводный! – крикнул бывший поэт, а ныне селекционер Волынкин. – Куда! Ну! Держи! Уйдет!”

Но Омар уже сполз в воду, обернул свои выпуклые глазки на стебельках к Феликсу и тяжело махнул левой клешней.

…Ловко работая хвостом и лапами, Омар с наслаждением двигался по течению, быстро уходя на глубину. Дышалось легко, вода остужала опаленное тело. Следуя безошибочному лоцманскому инстинкту, он вскоре вышел в Волгу и через пару дней достиг Каспия. Там Омар лег на дно и уснул среди камней, счастливый.

…Истопник РЭУ № 12, обслуживающего дома по улице Прямолинейной в

Бибиреве, Владлен Кирпичев, придя утром к себе на службу в бойлерную, обнаружил на полу маленького голого младенца. Младенец таращил смышленые глазки и запихивал в рот кулачок. Владлен

Кирпичев, совершенно обескураженный и сбитый с толку, для начала прикрыл мальчишку шарфом и принялся с силой думать. В эту напряженную минуту дверь бойлерной открылась и влетела эта активная тетка, бегала сюда, что ни день, всё у ней слабо топят!

– Ну что, господин Кирпичев, может быть, мне самой, как Лазо, в эту печку твою залезть? – с порога завела тетка. И тут ребеночек, а он так и продолжал валяться на полу, весело засмеялся. – Ой! – ахнула жиличка. – Это еще что у тебя?

– Подкидыш, – хмуро признался Кирпичев.

Амплитуда Андреевна Кузина пристрастно допросила истопника. “Не врет”, – поверила она. И вот что сделала. Сняла шубу, завернула малыша и понесла домой. Бросив Кирпичеву на прощание: “Имейте в виду, господин Кирпичев, если ребенок простудится, я вас засужу”.

Тетя Ануш приложила Феликса к набухшей груди и с облегчением вздохнула. Впервые за все дни, что ждала она пропавшего Омарика, высохли на ее черных глазах слезы и улыбка слетела к морщинистым губам, развернув бархатистые крылышки – как бабочка.

Главное – напасть первым, причем – внезапно. Вот что главное. Страх первого удара возвращается холодом под лопатку еще долго, поначалу яркий и выпуклый, как японская открытка, но с каждым разом все слабее и бледнее. И после двадцати-двадцати пяти серьезных боев душа чиста и прозрачна, и ты берешь их голыми руками.

Три года Паша служил за идею. Хотя в школе спецназа его учитель по карате бурят Чен Бухаев много раз объяснял ему, что победа в единоборстве – это всегда победа над собой. Противник есть искаженное отражение кристалла твоей собственной души; прежде чем разбить его, ты должен познать свой кристалл, слиться с ним, а для этого усмирить все дурные чувства и изгнать из сердца ненависть. Но

Паша не мог изгнать ненависть. Потому что всей душой, всеми гранями своего нерушимого кристалла ненавидел этих мафиозных пидоров, а пуще других – наркоторговцев.

…Когда он вернулся из армии, Люба не пришла его встречать, а мать на все вопросы неуклюже отвечала невпопад. А когда Любка не появилась и вечером, за длинными, от соседей, столами во дворе, где гуляла вся улица, – Паша не выдержал, взял у Владика Кирпичева (школьный дружок прикатил ради праздничка из Москвы) мотоцикл и сам рванул на окраину, где в старом деревянном доме проживала его Любовь. “Пашка!

– крикнула мать вдогонку. – Вернись, слышь, не надо тебе туда,

Пашенька!”