Алла Боссарт - Любовный бред ( Рассказы )

“Любовный бред” – известный в психиатрии диагноз. Одна такая история болезни поразила меня настолько, что, написав рассказ с этим названием, я уже не могла остановиться и стала собирать аномальные истории любви – или сочинять их. Так появился цикл “Любовный бред” – рассказы о любви абсурдной, странной – порой страшной, иногда смешной или печальной. Любви на перекрестке трех дорог: жизни, смерти и безумия.

От автора

Хлопчика давно уже хотели пустить в расход, но уж больно любил его старший – Фомич. Пришлось, конечно, побегать, однако – добился.

Назначили дефектного Хлопчика губернатором.

Дефект, правда, был серьезный: слабые бабки. Это если не считать остального. Ну, скажем, кровь. Родился Хлопчик нагулянным на стороне, судя по всему, от местного степняка – кривоногого монгола с тяжелым крупом и короткой шеей, привычного ко всякой работе и многодневным переходам, в меру быстрого, выносливого и покорного. Не из тех, к сожалению, монгольских лошадок, что показывали когда-то бешеную резвость в боях и состязаниях. Этих осталось наперечет, директор завода, кстати, уже думал о возрождении породы, и, когда лучшая орловка Химизация ожеребилась (раньше срока), зоотехник Батыр

Байкалов понадеялся, что кургузый метис станет родоначальником новой ветви. Даже придумал название: “батыр орловский” – вроде и азиатский богатырь, что справедливо, а в то же время и намек на личное участие. Но уже совсем скоро стало очевидно, что никаким богатырем тут не пахнет, как, впрочем, и рысаком. Мать-аристократку с потрохами пожрали подлые крестьянские гены, и к двум месяцам мотался

Хлопчик по леваде за опозоренной мамашей, загребая кривыми ногами и тряся пузом. Стройные орловские бабки не удержали плебейского веса, прогнулись, и бедный жеребенок вышел совершенным уродиком, курам на смех: низкая холка, жесткая грива торчком, уши по ветру, ноги колесом, хвост, точно дворницкая метла. Глаза только чудесные – лиловые, длинные, с печальными черными ресницами.

А когда Хлопчик вошел в некоторый возраст, проявилось еще одно материнское наследие.

Глядя на неказистого Хлопчика, никто не заподозрил бы, что перед ним в сиянии мыслей, поступков и общего поведения свесил несчастную голову чеховский интеллигент: совесть, скромность, рефлексия.

Уже подростком он догадался, что ему суждено всей своей жизнью (а то и смертью) искупать легкомыслие матери. И полюбил ее еще больше, – стараясь, однако, не слишком докучать нежностью, чтобы не ставить в неловкое положение. Мать была еще молода и хороша собой, и пользовалась успехом у настоящих племенников, и вполне могла увлечься сама и загладить свою провинность, родив перспективного наследника от собрата по крови, от ровни.

У Химизации щемило сердце от застенчивой любви сына, она страдала, как Аркадина, и подобно ей преследовала его придирками и иронией.

Хлопчик старался меньше попадаться ей на глаза, но мать сама находила его где-нибудь далеко в степи и нежно облизывала, как маленького, укладывала точеную голову ему на плечо, и так они могли стоять часами, тихо беседуя и прося друг у друга прощения. Мать часто плакала, Хлопчик утешал ее, трогая замшевой губой ее уши, веки, шею. Это было единственным отроческим счастьем Хлопчика.

Завод потешался над ним. Отца он не знал. К двум годам здоровый и сильный жеребец стал изгоем. Собственно, он сам еще раньше выбрал одиночество, понимая, что ни дружбы, ни любви, ни ласки ни от кого, кроме мамы, ожидать не приходится.

Еще Фомич был добр к нему – старший конюх завода. Седлая Хлопчика,

Фомич всегда угощал его сахаром, яблоком, морковкой, хлопал по шее, приговаривая: “Чудо в перьях, друг ты мой корявый, чмо ушастое… Ишь чего удумали – забить на колбасу, фашистюги долбаные!” И Хлопчик тряской рысью вез доброго Фомича в степь, пропитанную жаром и горьким запахом полыни. Теплая земля, до звона утоптанная сотнями поколений кентавров, приятно согревала оплывшие, запущенные копыта

Хлопчика. По обе стороны до горизонта зависал на несколько минут голубой вечер, и тут же стремительным занавесом падала черная ночь, исколотая белыми остриями звезд. Фомич терпеливо учил Хлопчика ходить плавным галопом, и, когда наконец смог послать его в прекрасный легкий, широкий аллюр, Хлопчик испытал новое счастье, точно осознанное им как переход из отрочества в юность.