Анна Лавриненко - Восемь дней до рассвета

Машину ведет он. Я не могу – у меня дрожат руки, только что не плачу. С самого начала я обещала себе, что не буду плакать, мы ведь просто расстаемся – ничего в этом такого нет. Я, может, поступлю в какой-нибудь институт на вечернее отделение, пойду работать, чтобы поскорее стать независимой от родителей, буду жить обычной жизнью, которой в общем-то живут все. Будет он у меня или нет – это не так уж важно. Я привыкла быть одна, сама по себе, поэтому одиночество меня не пугает. Да, так я действительно думала, но до того, как мы собрались в поездку. Он ведь сразу сказал мне, что останется на некоторое время в том городе, а может, и вообще никогда не вернется, я тогда так спокойно это восприняла, ну, захотел остаться – так пускай. Дружба, конечно, дружбой, но ведь настоящая дружба проверяется временем и расстоянием. Теперь же что-то изменилось, что-то стало не так, как раньше. В какое-то неуловимое мгновение, – и даже не тогда, когда мы занимались любовью, намного раньше. Я ищу, пытаюсь ухватиться за этот момент, найти его в закоулках памяти, но главное сейчас не в этом. Главное в том, что мы теперь расстаемся, и мне снова придется быть самой по себе. Как и раньше.

– Ты выпьешь за меня пива? Погуляешь в парке, посидишь на нашей лавочке, как всегда? – спрашивает он меня.

Конечно, конечно, я все буду делать, как прежде. Только теперь сама по себе.

Мне не хочется, чтобы наступал рассвет. Я его ненавижу. Ведь, когда рассветет, мы въедем в его родной город. Я это точно знаю, потому что дорога наша рассчитана до мельчайших деталей и не раньше, не позже рассвета мы приедем туда.

Он такой спокойный, как будто совсем не переживает. Просто смотрит вперед на дорогу, освещаемую светом фар. Он устал, он не спал всю ночь, как и я, до этого. Надо бы сменить его, но он отказывается, говорит – так легче. Ну вот, наконец-то хоть что-то… значит, ему все-таки тяжело.

Но с другой стороны, думаю я, ведь это не значит, что он никогда не вернется.

– Наверное, все-таки вернусь, – говорит он.

Неужели я произнесла это вслух? Странно.

– То есть я не знаю, когда, но когда-нибудь… слушай, а может, даже через месяц… или через два. И мы с тобой снова будем гулять по нашему парку, или валяться на кровати и слушать “Guano Apes” и Бон

Джови, помнишь, как раньше? Ты мне веришь?

– Верю, конечно, – говорю я. Но вру: и себе и ему. И он, и я это знаем.

И… солнце над головой. Солнце, еще только восходящее: медленное и ленивое. Солнце сегодня необычайно нежное. Оно раскидывается над еще спящим городом, который тоже по-своему красив. Мне он вдруг становится неприятен. Я не видела его никогда раньше: ни на картинках, ни по телевизору, но в своем воображении я уже явственно рисовала его улицы и дома, его кафешки и одну пиццерию. Здесь нет даже “Макдоналдса”. Я живо представляю себе парочку самых популярных музыкальных магазинов: почти таких же, как и у нас, в полуподвальчиках, с разноцветными афишами на стенах, представляю даже продавцов в этих магазинах. Где-нибудь через месяц-два они уже будут знать моего друга по имени и даже специально оставлять для него интересные диски, если вдруг такие будут появляться в эксклюзивном виде. Это я точно знаю. Он, похоже, ничего еще не предвидит. Он смотрит на город радостно и с какой-то надеждой.

Впереди у него – новая жизнь.

– Если все получится, – сказал он мне перед отъездом, – возможно, я даже пойду куда-нибудь учиться…

Мы держимся за руки, смотрим на город, и в горле у меня стоит комок.

Сама не замечаю, как по щекам текут слезы. Первый раз в жизни.

Сначала я даже не понимаю, что это такое. Он же, кажется, вообще забыл про меня и про мою руку в его руке.

– Езжай домой, – говорит он мне, – это все. Приехали.

– Но мы так не договаривались! – отвечаю я, вот так вот вдруг, как упрямый ребенок. – Я никуда без тебя не поеду, ни-ку-да!

– Глупенькая, – говорит он, – ну, скажи, что нам теперь делать с тобой вместе?. Нам теперь в одном городе не ужиться. Кто мы? Друзья?

Любовники? Враги? Бывали моменты, когда я ненавидел тебя до безумия, а бывали, когда любил больше жизни.

– Но, может, мы могли бы начать все сначала, а? Как будто мы не знаем друг друга? Как будто не было ни этого бармена, ни той девицы на каблуках, как будто не было Кати и того парня с татуировкой, ни нашей с тобой ночи!

– Не получится, – говорит он.

И тут я начинаю рыдать и никак не могу остановиться, пробую на вкус соленые слезы и не могу понять, нравятся мне они или нет.