Александр Мелихов - Интернационал дураков

Наконец, обессилев, зажимая сквозь карман истерзанный пах, пульсирующий, словно нарыв, я внял-таки неустанному зудежу мобильника. Женя рыдала в голос.

– Почему ты не берешь трубку, я с ума схожу от страха! Ты где?!.

– С друзьями на Сенатской площади. Ты же собралась в Иерусалим, так и езжай с богом! Ты делаешь, что ты хочешь, а я – что я хочу!

Тебе-то что?

– Ты где, я уже полчаса здесь блуждаю, а тебя нигде нет!..

– Так ты что, здесь?!. Ты видишь монумент этот чертов? Обходи его по часовой стрелке, а я буду против!

Ко мне прямо жизнь вернулась, когда я ее наконец узрел – заплаканную, затурканную, в очечках набекрень…

А назавтра меня ждала новая радость: Женя заглянула в интернет и вынырнула оттуда в какой-то разгневанной веселости: ей предлагалось работать с палестинцами по проекту, в котором Иерусалим именовался

оккупированной палестинской территорией ! Они в Европе совсем рехнулись, как будто радовалась она, а моя душа, свалив последний камень, окончательно воспарила в заоблачные выси. Я почти сочувствовал Жене, которой эта глупая неудача помешала убить меня.

Но надо было хоть на миг да обмереть в грандиозном курдонере Лувра.

И я действительно обмер, словно бы впервые вдруг разглядев огромное треугольное изъятие из фантастического фасада. Какой-то гордый собою

Дурак при помощи пляжной стекляшки отнял у мира увесистый ломоть всемирной красоты, чтобы поудобнее разглядеть то, что осталось.

Средство, уничтожающее цель. Как вся наша цивилизация.

Мы ехали к тем, кого дураки-господа считают дураками, на электричке, словно куда-нибудь в Парголово. И когда за промытыми трехэтажными шкафчиками для жилья открылась грубая кладка пятиметровой ограды, откуда выпирали ввысь каменные ребра аркбутанов, я усмотрел в этом лишь обычнейший сюжет: слабоумные заняли жилище бога. Суть либерализма – высшее служит низшему.

Только память о Леше Пеночкине заставила меня войти в эти отнюдь не тесные врата. Из которых я вышел тихий и туманный, словно побывал при каком-то дворе, где слабоумным оказывались королевские почести.

Стольник коленопреклоненно звал его милость к трапезе, мычание, икоту и слюну принимая как знак согласия. Затем высокую персону катили к круглому столу, где ее ждали расписные фарфоровые тарелки, платиновые ножи и вилки с притупленными остриями и за каждым передвижным троном склонялся вышколенный лакей…

– Французы любят форму, – лишь в обратной электричке сумела растормошить меня Женя. -В Финляндии таких тяжелых и не вывозят к общему столу. И посуда у них самая простая, они все равно не поймут.

– Какая разница, поймут, не поймут… Каждый человек достоин высочайшего уважения, понимает он это сам или нет- вот что нас защищает. Выдуманный наш образ. Если ты привык преклонять перед человеком колени, тебе уже трудно без перехода его обругать, ударить…

– Да, – задумались умненькие глазки. – И евреев не сразу отправляли в газовую камеру – сначала надо было их унизить, раздеть, остричь…

– Да, похоже, дураки победили еще не везде.

Бедро защекотал сигнал с земли. В тот миг мне было не до конспирации.

– Спасибо, мой родной. Теперь мне есть чего ждать.

– Это хорошо, – благодушно кивнул я, но цензора обмануть не сумел.

– Это опять твоя новгородская тетка? Ты ее вечно собираешься тащить?

Я вздрогнул, как от пощечины: в такую высокую минуту!..

– Сразу убить невозможно, надо сначала раздеть, остричь…

– Раздевай ее, трахай – только меня, пожалуйста, оставь в покое.

Пусть все это твоя Галина Семеновна терпит. Она с тобой живет, она пускай и терпит.

Начинала эту тираду отчаявшаяся девочка, которой мой отражатель мгновенно рванулся на помощь, но закончила Строгая Дама, разом собравшая мою волю в кулак. Я не испытал даже особого торжества, когда она у пошлейшего лотка первая обратилась ко мне с радостным известием: “О, „Космополитан“! Буду в самолете читать!”

– Глянцевые журналы ужасно успокаивают, – ликовала она в небесах, -в них все ужасно просто. Как добиться оргазма за семь секунд, как увеличить грудь, как поладить с начальником, как разбогатеть, как прославиться, как сделаться красивой – на все есть свои приемы.

Какие мы были счастливые, когда у нас не было секса!.. Ты мог рассказывать про своих теток, я тебе сочувствовала… А теперь это так больно – как будто руку отрезали. Давай будем просто друзьями?

– Ну, если тебе так лучше… – я вздохнул, сколь мог, подавленно.