Валерий Попов - Горящий рукав

Смеясь, мы идем вдоль ограды. Деревья розовые, пушистые. Сейчас таких морозов почему-то уже нет.

– Да, пушки стр-рашные! – говорит отец весело. – Помню, мне переводили названия их. "Гнев аллаха"! – Отец как бы в ужасе таращит глаза. – "Дарю только смерть".

Прекрасный белый собор возвышается над ужасом, уходит в синее небо, дарит блаженство и покой.

Хоть бы кто-то сейчас мне помог – сделал так, чтоб я не опоздал! Но кто может помочь тебе тут, если ты сам специально опаздываешь? Но все-таки, может быть, есть какая-то помощь страдающим? С этой неясной мечтой-мольбой я выбежал из темной улицы на светлую площадь.

И глаза мои прыгнули к циферблату на белой башне под куполом.

Стрелки показывали без пяти девять! Я успевал! Ужас сменился ликованием. Я не произносил тогда, даже про себя, кто мне помог, спас меня, подарив пять драгоценных минут. И всегда спасет – если ты будешь этого достоин и не станешь нагло требовать "в подарок" десять минут, потом двадцать – тогда все захлопнется для тебя. А так – все прекрасно! И всегда будет хорошо, если не потеряешь то, что сегодня поймал! Радостный, я вбежал в школу, и все улыбались мне.

"Не забудь"! – во мне что-то щелкнуло. Потом я узнал этот звук в стуке клавиш пишущей машинки.

Какая-то легкая, но прочная конструкция теперь поддерживала меня изнутри – не давала опасть, скукожиться, "расправляла" меня! Теперь я легко входил в класс и куда угодно. Моя обособленность раньше меня угнетала – теперь я с нею тайно ликовал. Сколько я вдруг понял всего, и наслаждался этим, и никому не собирался этого выдавать.

Теперь я знал, зачем хожу, вхожу, гляжу, – все теперь было полно смысла, и когда получалось еще раз – это было еще одним подтверждением, что я нашел свое!

Вот я иду по узкой булыжной улице, тускло освещенной луной, сердце заранее колотится в предчувствии: сейчас что-то произойдет. И вдруг сердце падает – из единственной двери в длинной глухой стене выходит какой-то огромный человек, идет, мрачно склонив голову. Мы неумолимо сближаемся – узкий тротуар сейчас сведет нас. Но я, не сворачивая, иду. Телу страшно – а душа поет. Сейчас что-то произойдет, все неожиданно, но точно перевернется – как я люблю. Мои, сугубо мои истории липнут ко мне, я уже почти богат ими – и вот сейчас случится еще одна. Я точно предчувствую это, хотя абсолютно еще не представляю – что? Главное – жизнь меня увидела и теперь уже работает на меня. Что может быть слаще этого чувства? Ну? Что теперь? Что еще она мне подарит на этот раз? Мы неумолимо сближаемся с тем грозным прохожим. И вдруг он резко запускает руку за пазуху. Я обмираю. Нож ты сейчас получишь, а не рассказ! На слабых ногах я иду вперед. Трусость – или отвага? Работа! Которая, как я понял, вошла в меня уже навсегда… ежели не убьют сейчас. Ужас и восторг нарастают с каждым шагом. Он медленно начинает вытягивать руку из-за пазухи.

Вот… сейчас… Когда мы сходимся, закрываю глаза, рискуя соступить с тротуара и попасть под транспорт. Но что транспорт по сравнению с этим вот страхом? С закрытыми глазами жду конца… жизни? Или – сюжета? Что важней? И – нарастает ликование: страшный момент прошел, его шаги уже стучат сзади! Короткий звук, словно выстрел, – но звук какой-то знакомый, привычный, родной. Я открываю глаза, резко оборачиваюсь и успеваю увидеть, как горбатая крышка, ударив в синий почтовый ящик, подпрыгивает и снова падает, закрывая щель. Он всего лишь опустил письмо, этот "страшный человек"! Я усмехаюсь, вытираю пот. Стою обессиленный. Надо мне это было? Надо!

Домой я прихожу счастливый, сопя простуженным носом, с ощущением, что шатался не зря. Чем я доволен, какой добычей? Историей избавления от страха, слегка дурацкой. чуть-чуть смешной? Это что-нибудь для меня значит? Значит, значит. Важней ничего нет для тебя, чем такие истории. Скоро поймешь, зачем тебе они, а пока просто радуйся, что они происходят с тобой. Ты уже при деле! При каком?.. Не знаю, но чувствую себя хорошо!

Я вдруг заметил однажды, что сижу на парте наискосок, вольно и легко, закинув ногу на ногу, и спокойно смотрю учителям в глаза. Я вспомнил вдруг, как на самом первом уроке в самый первый день, когда училка сказала: "Нарисуйте, что хотите!" – я, мучительно стесняясь, нарисовал крохотную уточку, почему-то втиснув ее в одну тетрадную клетку! Что же произошло во мне, почему я так укрепился и все вокруг чувствуют это? Кто со мной сделал это?.. А я сам! Что – зря, что ли, годы терять? – думаю я лихо, но, слава богу, не вслух.