Но вместо того чтобы пойти к метро, – втайне от себя стараясь найти какой-нибудь выход или хотя бы отсрочить с Димычем разговор, – Чащин нажал на мобильном кнопку с зеленой трубкой – дисплей ожил, осветился.
Глотнул из бутылочки, шумно выдохнул. Нашел номер мобильника Макса.
Поднес трубку к уху.
Размеренные, спокойные гудки. Тупо-уверенные. И на смену им – жизнерадостный голос:
– Дэн, ты, что ли?
– Да, я. Привет.
– Здор-рово! Ты как там?
– Да так… Дела всякие, проблемы.
– А-а, ну да. Проблем хватает. Эт точно.
– Слушай, Макс, можно к тебе подъехать?
– Х-хо! – с восторгом перебил тот. – Да ты знаешь, где я?!
– Где?
– Да во Франкфурте! Прикинь! Вчера утром прилетел… Офиг-геть! -
Макс замолчал. – Алло?
– Да-да, слышу, – отозвался Чащин, левой рукой скручивая крошечную крышечку, – говори.
– Я тут в шоке вообще! Тут, прикинь, прямо в центре города – целый квартал! Сплошные бордели! В самом центре! Двадцать пять евро за полчаса. И всякие разные. Одна тут из Доминиканской Республики, тыковка вообще!..
– Ладно, Максим, – с усилием произнес Чащин, – рад за тебя. Приедешь
– расскажешь. – Нажал отбой.
Допил коньяк. Передернулся. Зажевал шоколадкой… Известие, что Макс не поблизости от изношенной софы, не за компьютером, а черт знает где, поразило, но не расстроило. Наоборот, стало даже как-то странно-весело. И кто-то внутри скомандовал: “А теперь – домой!”.
21
– Наконец-то! – встретил Димыч. – Я тебе звонил-звонил – занято. Где шлялся-то?
– Так…
Чащин повесил пальто, не нагибаясь, одну о другую, стянул туфли… В метро он подремал и неприятно, тяжело протрезвел; хотел было купить бутыль пива – для разговора, – но не стал. Лучше так. Любой алкоголь предполагает желание сгладить, замириться, а когда без него – получается серьезнее. Некуда отступать, не за что прятаться.
– В курсе?! – Димыч был страшно оживлен. – Счас только по радио передавали…
– Я – не в курсе, – перебил Чащин, вошел в ванную, замкнул дверь.
Долго умывался холодной водой, почистил зубы. Потянулся к висящему на змеевике полотенцу, но почувствовал брезгливость; вышел, достал из шкафа свежее, махровое…
– Дэнчик, я тут мяса пожарил, – голос из кухни. – С жилами, правда, но какое было.
– Я не хочу есть.
– А че? Я ждал, не ужинал…
– Не хочу! – уже жестче повторил Чащин, прошел в комнату.
Диван разложен, постель с утра не убрана. В кресле Димычева гитара, на полу провода, педаль фуза; компьютер включен… Задремавшая было решимость поставить точку снова окрепла. Пыхнуло возмущение. Чащин чуть не бросился к Димычу, не закричал, что нельзя, нельзя превращать квартиру в сарай, нужно соблюдать хоть какие-то элементарные нормы…
– Так, так, – остановил себя. – Т-та-ак.
– Слушай, – появился Димыч, – я сегодня такую тему забацал! Как в лучшие времена. Заценишь?
Быстро взял гитару, подключил к музыкальному центру, который служил усилителем, провел пальцем по струнам, по-хозяйски кивнул на диван:
– Садись.
Пропущенный через фуз звук гитары, как всегда, завораживал, и Чащин послушно сел, вместо того чтобы начать серьезный разговор, попросил:
– Негромко только… соседи…
Димыч нашел листок с текстом и аккордами, положил на спинку кресла и, глядя в него, заиграл простенькую, но боевую, энергичную мелодию.
– Помнишь, с акээмовцами тогда познакомились? Вот, они вдохновили. -
И, немного не в такт, запел:
Мы будем сильными,
Мы будем шагать,
Мы будем огрызаться
И цепи рвать!
Мы будем ненавидеть,
Мы будем любить,
Мы за справедливость,
Мы хотим – жить!
Сыграв короткое соло, Димыч перешел на припев:
Кромешную ночь
Врагам не вернуть,
Воздух коммунизма
Распирает грудь.
Ты, ты и ты -
Вставай в авангард.
Капиталистам
Мы устроим ад!
– Тебе не стыдно? – негромко, но отчетливо спросил Чащин. – Нет?
Димыч прижал струны к грифу, и звук исчез.
– Что?
– Я говорю: тебе не стыдно такое петь?
– А что?.. По-моему, нормально. Нормальная агитационная вещь.
Помнишь? – Димыч наиграл их давнюю песню: – Анархия жива и побеждает, мы надеемся – время настанет…
– Во-первых, это разные вещи. А во-вторых… Нам надо с тобой обсудить одну проблему. Я давно собирался…
Димыч, кажется, понял. Как-то испуганно-медленно снял гитару, лицо осунулось и стало похоже на лицо Димыча-школьника в те моменты, когда учителя писали в его дневнике замечания и требовали срочно привести родителей…
Читать дальше