Роман Солнцев - Рассказы

– возвращаются сердитые: плохой мед! Альберту Фаузовичу не нравится.

После одного из таких наездов молчаливый Васил надел белую рубашку

(подарок дочери) и старые военные брюки, пошел в деревню к председателю колхоза. Он выпросил на два дня машину "ГАЗ-51" и поехал через Старую Михайловку и Поисево вверх, через холмы и синие боры, в Башкирию, соседнюю республику, на ярмарку.

Мигом продал там свой мед и купил на часть вырученных денег двенадцатилитровую канистру башкирского. Самого хорошего, видимо самого дорогого.

И когда в очередной раз на пасеку прикатили посланцы районного начальства, налил для Курбанова литровую банку на пробу. Взял с самого верху, со всплывшей пыльцой, от которой, как от самосада, першит в горле.

– Пусть попробует.

– Есть у нас одно место в лугах, – соврал Тимур. – Специально для

Альберта Фаузовича держим.

И к великому изумлению, к презрительному недоумению пасечников, снова был ответ:

– Начар бал. (Плохой мед.)

Налили еще банку, отослали.

На следующий вечер (было воскресенье) приехал сам первый секретарь.

В пиджаке и глаженых брюках, с галстуком в горошек, как у Ленина на картинках, быстро вертя головой, словно дятел, выбирающий на дереве, куда клюнуть, стремительно заговорил:

– Етит-твою, вы издеваетесь?! Что вы мне присылаете, етит-твою?!

– Етит-твою! – вспылил контуженый Тимур. – Васил, слышишь?! Мед плохой!

– Плохой? – тихо спросил Васил.

– Да! – закричали три помощника, упреждая гнев начальника, который в эти секунды срывал с горла галстук. – Мы ждем в гости… из обкома… люди скажут: и это они называют хорошим медом?! Даже сравнивают с башкирским! Да, Альберт Фаузович?

Тимур зло рассмеялся.

– Чего смеешься? – подступил к нему один из помощников, играя бровями. – Не над собой смеешься?

Видимо, партийный чиновник и Гоголя читал. Очень подлый был этот

Саватеев, по национальности вроде русский, но, угождая начальству, говорил с акцентом. А главное не в этом – сам он был алкаш, второй раз женат, но очень любил читать нотации в сельских клубах о нравственности.

– Я смеюсь, – сказал Тимур, – потому что мед башкирский. Васил его в

Уфе на ярмарке купил.

– Что?! – взъярился Курбанов. – Вы еще обманываете меня?! Думаете, моя жена мед от меда не отличит?!

– Я пошутил, – нахмурился Тимур. – Это наш мед. Но ведь немного лучше прежнего? Вот попробуйте. – И он вынул из бидона и протянул начальству деревянную ложку с золотистым округлым мерцающим комком, который на глазах менял форму и начинал литься в бидон тончайшей – тоньше волоса – струйкой. – Попробуйте!

Курбанов высокомерно подставил палец – палец оплела волшебным узором прозрачная нить.

– Ну? – спрашивал Тимур. – Немного лучше?

То ли Курбанов почувствовал что-то неладное в этой истории (а все люди, даже коммунисты, боялись быть осмеянными), то ли в самом деле понял, что мед хороший, – но буркнул:

– Немного лучше.

Саватеев, однако, не унимался:

– Что за игрушки вы тут разыгрываете?! То башкирский, то не башкирский. Товарищ Курбанов все знает.

– Слушай, пошел ты на хер!.. – вдруг негромко произнес молчавший Васил.

– Что?! – захрипел Саватеев. – Что он мне сказал?

– Он вам сказал, – отвечал на татарском языке Тимур, широко улыбаясь

Курбанову, – что предлагает отведать медовухи, которую мы сделали из этого нового урожая. "Хир" по-татарски – свежий воздух. Идемте под навес, и попробуете.

Трудно сказать, что двигало Курбановым, но с неожиданной улыбкой он кивнул помощникам:

– Попробуйте. Может быть, возьмем для больших гостей.

Думаю, его развеселило объяснение Тимура, что такое "хир".

– Не бойтесь, – продолжал Тимур, – я первый выпью.

Васил вынес из избушки гармонь, заиграл красивую песню "Минзаля", чтобы хотя бы немного смягчить души приезжих, да и себя успокоить.

"Шестерки" начальника приняли в заранее приготовленные чистые эмалированные кружки хмельное пойло, шибавшее медом и дрожжами, и, глянув на товарища Курбанова, отпили.

– Ну как? – спросил он.

Никто из них не знал, как ответить. Похвалить – вдруг начальнику медовуха не понравится. Поругать – опять же неизвестно, что скажет потом Курбанов.

И не смолчал один Саватеев, все же в нем кипела обида, он прекрасно понял, что Тимур и Васил над ним насмеялись. Понял по переглядыванию коллег, по их ухмылкам.

– Я думаю, товарищ Курбанов, это обычная сивуха. Видите, и сам он только глотнул. И братеник совсем не пьет.