Олег Хафизов - Бородинская мадонна

Ион забился между корней дерева, не шевелился и почти не дышал целый час, пока русские не покинули поляну. Затем он выполз из своего укрытия, достал чашку из-под головы француза и руками съел её остывшее содержимое вместе с мозгами. Костер не совсем потух. Ион отрубил от ляжки француза кусок мяса и испек его на углях. Все разговоры о том, что человеческое мясо якобы имеет какой-то особенный вкус, оказались полной чепухой. Оно было гораздо лучше конины.

Только затемно Иону, выброшенному из повозки, удалось найти то место, из которого его унесли французские солдаты. Как он и предполагал, его лошадь была уже порядком обглодана, но внутри ещё сохранила тепло. От норы его отделяли ещё несколько часов пути, и ему не оставалось ничего, как снова забраться в выпотрошенное брюхо животного.

Ночью в поле блуждали души погибших солдат. Это были парные фосфорические огоньки, перелетавшие с места на место, слетавшиеся роями, мигающие и рдеющие как угли. Души солдат снова, как в тот ужасный день, строились, шли в атаку, умирали, но не могли умереть и издавали тоскливый вой. Возможно, что и сам Ион уже был мертвым и выглядел таким же светляком. Его душа могла перемещаться куда угодно в пространстве неба и земли, как воображение человека во сне, но она продолжала болеть. Самой гнусной выдумкой о потустороннем мире оказалось то, что после смерти душа якобы перестает страдать.

"Так значит, светила это души непогребенных людей!", – догадался он.

Первое время, дней сорок, они блуждают над землей, не решаясь оторваться от своей прежней оболочки, а затем постепенно смелеют и поднимаются в Космос, навстречу другим звездным душам, чтобы слиться с ними в единое светило когда-нибудь, через миллион лет. "И я полечу с ними", – радостно думал Ион.

Он и раньше пытался себе представить свою душу после смерти, но в воображении всплывало что-то аморфное, неубедительное, вроде парообразной фигуры или человека-невидимки. И вот, лежа в дохлой лошади, как неродившийся младенец во чреве мертвой матери, он понял, что душа это просто свет. Сколько бы ни разлагались и ни превращались друг в друга всевозможные тела, результат будет один: свет к свету, а тьма во тьму. Все, что кроме души – это тьма. Полная и бесконечная.

"А я?" По тоске, охватившей его при этой мысли, Ион догадался, что он ещё жив.

Одна из светящихся душ, летающих над угольно-черным горбом холма, отделилась от роя подруг и стала приближаться к Иону. Да, он не ошибся, душа становилась все ярче, крупнее и ближе. Она нерешительно останавливалась, чтобы подумать, а затем продолжала свой неровный полет. "А что если это мой русский друг вернулся за мной, чтобы указать мне путь?" – подумал Ион и позвал:

– Александр! Я здесь!

Душа приблизилась настолько, что Ион услышал её жаркое дыхание.

Души, оказывается, были не так уж бесплотны. Душа лизнула Иона в лицо, прихватила зубами его руку, с ворчанием потаскала из стороны в сторону и бросила.

– Я не готов, – сказал Ион, и душа убежала, напуганная его голосом.

К утру огни над полем поблекли и рассеялись. На рассвете над равниной пополз дым зловонных костров, и явились бесы.

Из-под попоны в своем укрытии Ион наблюдал, как бесы в бурых лохмотьях ходят по полю в поисках мертвых, цепляют их крючьями за ребра и волокут в костер. Ему вспомнились слова расстрелянного русского гренадера: "Узнаешь, кто я, когда черти потащат твою душу через ребра в ад".

Простуженные голоса бесов приближались. Ион уже слышал оглушительный хруст снега и видел из-под сукна ноги в онучах и кеньгах – грубых зимних ботах. Бесы дурачились и толкались, согреваясь от холода.

– Бери её под ноги, а я за морду, – сказал один бес.

– Не вытянем, – отвечал другой.

– Волоком её, – сказал первый.

Под лошадь подсунули доску, подцепили крюк, и она поехала под снегу.

Треск и жирная гарь костра становились все ближе.

"Бородинская Мадонна, помоги. Бородинская Мадонна, помоги.

Бородинская Мадонна, помоги", – бормотал Ион. Из-под попоны на него дохнул жар пламени.

Лошадь остановилась. Бесы подергали её из стороны в сторону, но не смогли поднять вместе с Ионом.

– Давай топор, – сказал первый бес, сдернул с лошади примерзшую тряпку и лицом к лицу увидел Иона. Несколько мгновений Ион и бес смотрели друг другу в глаза. Бесу было лет тридцать шесть. У него были темно-желтые волосы, подстриженные под горшок, темная курчавая бородка, мягкое бесформенное лицо и лазурные глаза, как у многих русских.