Глеб Шульпяков - Книга Синана

Санитары вышли из машины, но помогать не стали. Закурили.

Наконец у тех получилось, стали тянуть на берег. С мешка стекали потоки воды, пару раз он сорвался, но они перехватывали петлями и тянули снова.

Когда паром поравнялся с машиной, утопленник лежал на бетоне.

Я стал озираться, но на палубе никого не было.

Женщина у перил, и та исчезла.

И я отчетливо представил, что это она лежит среди мокрых тряпок.

Первое утро в Стамбуле валялся в номере, разглядывал карту. За неделю описал круг по стране, но что толку?

Вчера, сходя с парома в Эминёню, чуть не расплакался. Все родное, знакомое. Базарная толпа, Таркан из динамика, персики. Вместо Кремля Сулейманийя на розовом небе, Каменный мост через залив, гостиница Пера-палас – ресторан «Прага».

Портье улыбался, вынося вещи из камеры. Мимо сновали учителя; добродушно поглядывали, тоже улыбались. И только их толстые дети сурово смотрели на мои пыльные сандалии.

Я пропустил женщину в лифт, дождался следующего. Вид из комнаты не тот, но что нам делать в комнате? зато тихо; первую ночь спал как убитый.

В общем, можно жить дальше.

А что – дальше?

Утром позвонил туркам, но в конторе никто не брал трубку.

Уселся на коврик, обхватил колени.

«Буржду!»

Я вскочил, отдернул шторы – в ящиках все так же вяло вращались лопасти.

Странно, что я ни разу не вспомнил о ней.

Перерыл все бумаги, но телефона не нашел. «Так ведь она мне его и не давала» – свалил блокноты в ящик стола.

Таксист рванул под кирпич мимо сада тюльпанов. Покрышки застучали по булыжнику, в небе вырос толстый минарет Софии. На счетчике семь тысяч.

Водила спрятал десятку, уставился на минарет.

«Давай-давай-давай» – я помахал рукой. Тот нехотя бросил на панель три бумажки, машина сорвалась с места.

Джигит обиделся.

Все на секунду стихло, потом воздух заполнили звуки. За кустами стала журчать вода. Невидимые руки стали скрипеть ставнями, звякнула чашка. Слышно, как переговариваются на английском две или три женщины.

Я прислонился к камню, перевел дыхание. Сердце так и стучит. Все-таки дочь турецкого янычара. Как себя вести? Как будто ничего не случилось. Точно.

Парусину сняли, ковры убраны – двор стал голым и неуютным. В углу все тот же фальшивый Синан Хоттабыч: борода, тюрбан спиралью. Я посмотрел на него и другой Синан – одутловатый, в халате и чувяках – представился на галерее.

Из двери с табличкой «Бюро» выскочил худощавый долговязый турок. Улыбается, но что говорит? «Бурджу!» – спросил я громко. «Бурджу бурада?» Тот осекся, погрустнел, замотал головой. Потом приложил руку к сердцу. «Эдирне, Эдирне!» – отнял руку, махнул в сторону.

«Бурджу!» – повторил я.

Он взял под локоть и повел к лестнице. «Эдирне!» – подтолкнул к выходу и сделал жест рукой.

«Уходи».

По ночам, когда жара в Ташкенте спадала, мы ходили купаться на Анхор: небольшая городская речка, которая течет по кустам, то и дело исчезая в трубах.

Что за название? куда бежит? никому неизвестно. Днем у воды странный цвет, если плеснуть в зеленый чай молоко. Малахитовый, серебристый. А ночью блестящий и черный как казан из-под плова.

Течение бурное, поскольку русло зажато бетонной опалубкой. Местная пацанва ныряет с берега. Дна у речки, говорят они, нету.

Меня привели сюда журналисты из местной газеты, где я проходил практику. Саид и Санджар, «отдел новостей» – и красивая татарская девушка Юля, «досуг и культура».

Купались, в чем придется: мы в трусах до колен, девушка в белой рубашке. Раздевшись, кореша сиганули в воду.

Следом прыгнула девушка.

А я все стоял, медлил.

Облепленная рубахой, она вышла из темноты парка первой. «Ну?» – прошептала, перебросив косы на грудь, которая торчала под мокрой тканью. Я пожал плечами, повернулся к реке. «Не пропусти трубу» – легонько подтолкнула сзади.

И я почувствовал лопатками ее соски.

Теплая парная вода подхватила и понесла, закрутила на каруселях. Мимо проносились гаражи, смутные какие-то фасады с выбитыми окнами, заборы. А вода лавировала между ними, и толкала в спину: дальше, дальше.

Наконец впереди показалась черная перекладина. Это приближалась труба и в последний момент я успел за нее ухватиться. Ноги тут же вынесло вперед. Я обхватил трубу покрепче, прижался щекой к ржавчине и перевел дыхание.

Через секунду раздался плеск и рядом вынырнула Юля: мокрые волосы вытянулись по течению как водоросли, глаза блестят. Обхватила трубу, облизнула губы. Легла рядом на воду. Я почувствовал, как в потоке сплетаются наши ноги, придвинулся. Долго целовались сквозь мокрые волосы.