Константин Семёнов - Попытка № 13

В пространстве раздался шум, некоторое время все говорили одновременно.

— Почему? — строго спросил голос с акцентом. — Вы же говорили, что шансы очень велики! Почти сто процентов, да?

— Да, говорили! — повысил голос властный. — Мы пока сами не понимаем. Мистика, прямо. Извините. Непонятно! Каждый из кандидатов должен был совершить какое-нибудь действие, которое в реальном варианте он не совершал или совершал, но неудачно. Действия совершенно разные: вовремя вступить в КПСС, или наоборот — не вступать, поменять работу, выбрать иную профессию, вернуть любимую девушку, наконец. Чаще всего ничего сложного.

— Ну, если учёба в военном училище — ничего сложного…, - буркнул новый голос.

— Повторяю, чаще всего — ничего сложного! Но дело не в этом. Мы были готовы, что кто-нибудь совершить требуемое действие не сможет. По разным причинам. Но чтобы все тринадцать кандидатов…. Этого не может быть… но это так! Ни один, вдумайтесь, ни один не совершил требуемое! Мистика! Заколдованный город какой-то!

— А что в других местах было иначе? — спросила женщина.

— В других местах всё прошло прекрасно! Вы, надеюсь, понимаете, что такое изменение истории требует участников не только в Грозном? Были найдены точки и люди в нескольких городах: в Москве, Питере, Свердловске. И там всё прошло как по маслу! А у вас.…Нет, просто мистика. Моделирование давало 99.86 % успеха. Вдумайтесь — тринадцать кандидатов и такой процент! Должно, обязано было получиться! Хоть у кого-нибудь, хоть у одного. Но.… Взять хотя бы последний случай. Ведь, строго говоря, вмешательство дало положительный результат. Он же всё-таки решился! И тут эта ревматическая атака! Она не должна была случиться так рано! Обычно инкубационный период заметно дольше, это должно было произойти только через сутки. Но иногда бывает и так. И это как раз 0.04 %!

Властный голос помолчал и продолжал с горечью:

— И так каждый раз. Каждый! Каждый раз вмешивались эти самые 0.04 %! Нет, как хотите, но это просто заколдованный город!

— Послушай, уважаемый, — недоверчиво спросил голос с акцентом. — Я не понимаю, как в наше число мог попасть этот, последний. Не обижайся, я правду говорю. Что мог сделать такого, чтоб не началось войны, человек, который даже к своей женщине подойти не смог. Это же, не обижайся, слабак.

— Слабак, говорите? — нехорошим голосом переспросил властный. — Ладно, не будем уточнять, что не смогли сделать ни Вы, уважаемый в реальном варианте, ни Ваш реципиент…. А по поводу «слабака». Никто, надеюсь, не думает, что одно, даже тщательно высчитанное, изменение может повернуть историю. Это просто как…спусковой крючок. Образуются новые события, создаются и множатся новые цепочки, история поворачивает на новый путь. Это как снежный ком.

— Слабак, значит? — повторил властный. — Вам бы только кардинальные решения. Секунду.… Будьте добры гляньте вот сюда. Вот так пошли бы события если бы, как Вы говорите, «слабак» смог бы совершить то, что требовалось.

Некоторое время стояла тишина. Первым не выдержал беспокойный:

— Ва Дела! Не может быть! Иштта хир дац! [28] Боже! Не может быть! (чеченск.)

— Господи, как такое может быть! Что же мы суки наделали?!

— Г1оза ма хиларг! [29] Чёрт возьми! (чеченск.) — закричал голос с акцентом. — И это без кардинальных решений? Как? Как он смог, этот…парень?

— Это…это…фантастика! — в женском голосе послышались слёзы. — А это ещё что? Это наш…город?

В абсолютно чёрном пространстве постепенно проявлялось видение. Громадные небоскрёбы пронзали облака. Небоскрёбы соединялись между собой на разной высоте ажурными… мостами с висячими садами, фонтанами. В небе порхали лёгкие летательные аппараты. А внизу.… Внизу, в тени деревьев угадывались старый обком и нефтяной институт, кинотеатр «Космос» и музыкальное училище, магазин «Красная Шапочка» и павильон «Подкова» Скверы Полежаева и Лермонтова были усыпаны конскими каштанами, играла радуга на фонтанах. Шумели клёнами Августовская и Первомайская аллейки, и летели вниз, крутясь в воздухе, зелёно-жёлтые «вертолётики».

— Да, это Грозный, — мечтательно проговорил такой знакомый голос. — Каким он мог бы быть, если бы…Я…он нарисовал его в четырнадцать. Думал, что так будет в двухтысячном. Ошибся…Мы все ошиблись.

Долгое молчание нарушил властный. Теперь его голос можно было назвать так только формально. Никакой властности в нём не было, а была тоска и смущение.