Амели Нотомб - Преступление

На самом деле думать я был не в состоянии: нужен хотя бы минимум пустоты внутри, чтобы передвигать мысли и находить им нужное место. Я же был слишком полон. Не знаю, сколько часов поглотила эта воронка.

Итак, сочинение посланий дарило мне не только встречи с Этель, но и встречи с самим собой. Я приступил к следующему факсу.

«Самолет, 10/1/1997.

Дорогая Этель!

Я закончил „Критику чистого разума“. Отличная книжица, очень рекомендую. Не удивляйся моему странному почерку, я не смотрю из то, что пишу: не отрываю глаз от иллюминатора. Уже больше часа мы летим над Сибирью, а я так ничего и не увидел. Вношу ясность: ничего общего с польским отсутствием всякого присутствия. Тут другое депо: под крылом самолета целый мир, но я готов поклясться, что там никогда не ступала нога человека. Сколько ни всматривайся, не увидишь ничего похожего на дорогу, дом, даже тропку. Только поросшие лесом и заснеженные холмы, насколько хватает глаз.

А ведь если верить Солженицыну и иже с ним, в этих краях должны быть люди. Или ГУЛАГ прячут под землей? Возможно, это снег скрывает все человеческие следы. Нет, не может быть: я летел над Польшей и Россией, они тоже в снегу, но дороги и дома только отчетливее были видны на его фоне. И вообще, сегодня 10 января: белый покров не вчера окутал землю. А здесь он совершенно, девственно чист. С ума сойти.

Я смотрю на местоположение самолета на экране: мы в самом начале огромной Сибири, лететь над ней предстоит еще часов пять как минимум. Как только замечу первый признак цивилизации, продолжу писать.

Через час: все еще ничего. По-моему, я должен был бы увидеть хотя бы рельсы – где же знаменитая Транссибирская магистраль? В сущности, мне это очень нравится; литераторы когда-то называли молодого Сандрара [16] Сандрар Блез (1837–1061) – французский писатель. Произведение, о котором идет речь, называется «Поэма о Транссибирском экспрессе и маленькой Жанне Французской». шутником – „Поэма о Транссибирском экспрессе“ представляла собой, по их мнению, чистой воды юношескую фантазию, ибо этого путешествия на восток на самом деле не было. Теперь я могу ответить очкастым олухам: естественно, Сандрар никогда не ездил Транссибирским экспрессом. По вполне понятной причине: этого поезда нет! Чем обвинять поэта во лжи, не лучше ли снять перед ним шляпы за одно из прекраснейших в мире стихотворений, посвященное несуществующей магистрали?

Я смотрю в окно и представляю себя Сандраром, бежавшим из Европы; в голове у него была одна девушка, некая шлюшка-сифилитичка, которую он звал маленькой Жанной Французской, а у меня – ты. В начале поэмы читателю кажется, что она и в самом деле едет с ним. Мало-помалу начинаешь понимать, что она – только мысль. И ты, не имеющая ничего общего со шлюшкой-сифилитичкой, со мною только мысленно – но твой образ так глубоко запечатлен, что временами ты и вправду со мной рядом.

Через час: все еще ничего. Сколько же тысяч километров я пролетел, не увидев и следа человека? Я, всегда боявшийся перенаселенности планеты, могу только порадоваться этой картине. Пейзаж восхитительно однообразен; эти неизменно пустынные холмы – одно из самых утешительных зрелищ на свете. Впору поверить в Апокалипсис: как прекрасно Земля обходится без нас! Какой величественной и спокойной будет она, когда мы исчезнем!

Через час: все еще ничего. Я, кажется, выигрываю пари. Если мои школьные воспоминания верны, где-то здесь должна быть река Амур. В этом есть глубокий смысл: река Амур, река Любовь [17] Амур (amour) по-французски – любовь. не избрала своим руслом какой-нибудь перенаселенный регион вроде Бангладеш или Бельгии – ее выбор пал на самые безлюдные места. Река Любовь не избрала своим руслом теплый или умеренный пояс – ей хорошо в вечной мерзлоте, там, где жизнь если и возможна, то тяжела и полна трудностей. Из холодных краев она выбрала самый неприветливый, чтобы снег ее всегда оставался девственно чистым. Когда мы говорим: „Сибирь“, – это ни у кого не вызывает улыбки, за этим словом тюрьмы и смерть. У нормальных людей не возникает желания увидеть Сибирь своими глазами – надо быть безумцем, чтобы захотеть отправиться туда, где течет река Амур.

А потом, не знаменательно ли и то, что Амур – река, а не гора, не болото, не равнина и не плоскогорье? Река – это ведь то, что течет, что вечно меняется, не правда ли? И не правда ли, любовь – самое гераклитовское на свете чувство? Нельзя дважды войти в одну и ту же любовь.